Элен Каррер д’Анкосс - Александр II. Весна России

Эта война складывалась поначалу неблагоприятно для России, несмотря на то, что в военном отношении она значительно превосходила Польшу. Действительно, польские войска вдохновлялись национальной идеей, в то время как у русских царило безразличное отношение к войне. И поскольку каждый поляк был убежден в том, что речь шла о выживании его страны, конфликт быстро перерос в тотальную войну, с элементами партизанской, заставившую русских повсюду обеспечивать военное присутствие с тем, чтобы сохранять контроль над всей территорией.

Ситуация изменилась летом 1831 г., когда генерал [67] Генерал-фельдмаршал. — Прим. пер. Паскевич сменил генерала [68] Генерал-фельдмаршал. — Прим. пер. Дибича, павшего жертвой холеры. Паскевичу пришлось иметь дело одновременно и с тяжелым военным положением и с Варшавским восстанием, когда 15 июля вооруженные люди открыли двери тюрем и при поддержке узников, доведенных до отчаяния своим заключением, казнили военных. На протяжении трех недель Варшавское восстание оставалось символом возможного освобождения Польши. Но повстанцам не удалось сохранить преимущество, и, хотя столкновения между польской и русской армиями продолжались до второй половины октября, подавление восстания знаменовало собой крах всех надежд. Победа досталась России довольно легко.

Польша заплатила ужасную цену. Во-первых, в политическом отношении: Конституция 1815 г. была заменена Органическим статутом от 14 февраля 1832 г. Страна отныне фактически управлялась военными. Сейм, армия, университеты упразднялись. Постепенно польская государственность приводилась в соответствие с российской. Воеводства уступали место губерниям , Кодекс Наполеона заменялся российским уголовным законодательством, а польский злотый рублем. В 1848 г. все польские институты прекратили свое существование.

Не менее тяжелой была человеческая цена поражения. Часть польской армии, обвиненная в измене, была переведена в Россию на самые опасные участки Кавказского фронта, где российской армии никак не удавалось подавить сопротивление народов, препятствовавших ее продвижению. Аристократы, связанные с национально-освободительным движением, были арестованы, их имущество конфисковано. Многих из них сослали в Сибирь, и многие не пережили тяжелейших условий пешего перехода.

К судьбе побежденной Польши в мире отнеслись по-разному. Священному союзу упразднение этой относительной независимости демонстрировало необходимость мобилизации против любых попыток путем национальной революции дестабилизировать ситуацию в Европе. В большинстве европейских стран либеральные элиты возмущались, яростно критикуя Россию, что в свою очередь спровоцировало в России всплеск чувства оскорбленной национальной гордости, чувства, охватившего и либеральные круги. Именно тогда Пушкин высказался против вмешательства европейцев в семейный «спор славян между собой». Чаще всего русские либералы упрекали поляков в том, что они без нужды спровоцировали Николая I и тем самым заставили его забыть об идее реформ в России по польскому образцу. Действительно, восстание и война 1831 г. оказались не просто бесполезными, они еще и продемонстрировали определенное политическое легкомыслие части польских элит. Даже после ограничительных мер 1825–1830 гг. их страна еще пользовалась свободами, не известными на остальной территории империи; их необдуманно поставили на карту во имя национального чувства, в результате чего Польша потеряла все свои преимущества.

Революционная волна 1848 г. обошла стороной Польшу и не задела Россию в целом. Разумеется, участники революционного движения в Европе обсуждали судьбу поляков, о которой Карл Маркс говорил: «Освобождение Польши дело чести для всех демократов Европы». Но в действительности эта страна отнюдь не занимала все помыслы тех, кто хотел изменить свою. Ламартин заявил: «Мы любим Польшу… но больше всего мы любим Францию». Он выразил, таким образом, чувство, достаточно широко распространенное в Европе: симпатия к польскому делу, но также уверенность в том, что еще не пришло время встать на защиту ее интересов.

Могла ли Крымская война вновь поставить на повестку дня польский вопрос? Наполеон III и его министр иностранных дел граф Валевский задумывались над этим какое-то время, но отказались от этой идеи из опасений втянуть в конфликт Пруссию и Австрию. Да, были сформированы отряды польских эмигрантов, сражавшихся против России, а Мицкевич вынашивал планы мобилизации войск, которые присоединятся к туркам в борьбе с русскими армиями. Но в Константинополе, где он защищал этот проект, его застала безвременная кончина, а смерть Николая I, наступившая в том же году, открыла перед Польшей новые горизонты.

Александр II, вся жизнь которого еще в бытность наследником была отмечена польскими трагедиями, понимал, что поражение в Крымской войне вскрыло необходимость перемен; но он колебался, стремясь избежать слишком резкого разрыва с политикой Николая I. Отсюда некоторая противоречивость, характеризующая его подход к проблеме. Новый император — мы об этом уже говорили, однако подчеркнем еще раз — отличался миролюбивым характером, добротой, милосердием. Он не раздумывая принял решение о том, чтобы амнистия, дарованная декабристам по случаю его коронации, распространялась также и на поляков. В начале 1856 г. император отправился в Варшаву, где Паскевич, которого поляки ненавидели, был сменен братом Горчакова, ставшего канцлером [69] Горчаков сменил Паскевича после кончины последнего. — Прим. пер. . Новый наместник радушно принял его в Польше. Александр II объявил о проведении различных мер по реабилитации: прежде всего, амнистия всем осужденным в ходе событий 1830–1831 гг. и в целом всем политическим оппонентам; право на возвращение на родину всех ссыльных. Он постановил вновь открыть культурно-образовательные учреждения и призвал польских помещиков задуматься над проблемой освобождения крестьян. Похоже, была открыта дорога большим переменам, что подтвердилось восстановлением сейма [70] Восстановлен был совещательный орган — Государственный совет. — Прим. пер. .

Одновременно Александр II счел необходимым обозначить границы начавшейся эволюции и, обращаясь в Варшаве в мае 1856 г. к представителям высшего духовенства, государственного аппарата и дворянства, пересыпал свою речь предупреждениями: «Вам нужно знать для блага самих поляков, что Польша должна пребывать навсегда в соединении с великой семьей русских императоров […] Господа, оставьте мечтания!» Этот последний призыв перекликался — намеренно ли? — с речью, произнесенной Николаем I в Варшаве в 1835 г. об «обманчивых мечтаниях», о которых поляки должны как можно скорее забыть под угрозой репрессий. И к этой отсылке к речи отца Александр II добавил в другом выступлении, также состоявшемся в Варшаве: «Я ничего не изменю. Сделанное моим отцом — хорошо сделано».