Владимир Мартов - Карл Великий

– Вот видишь, Алкуин, все случилось гораздо раньше, чем ты предсказывал, – говорил король весело в тот солнечный сентябрьский полдень, когда ожидался приезд недавнего супостата, – Кстати, там ничего не слышно насчет элефанта? Не ведут ли его сюда? Хорошо бы он поспел к церемонии обращения Видукинда.

– Ты рано ликуешь, государь, – отвечал Алкуин. – Видукинд – это еще не все саксы.

Конечно, если то, что ожидается сегодня, произойдет, это будет полдела, но ведь остаются другие непокорные вожди.

– Аббион? Так ведь говорят, он тоже едет креститься вместе с Видукиндом, – сказал стоящий рядом Ангильберт.

– Кроме Аббиона их еще предостаточно остается, – сказал Карл.

– Но тут, мне кажется, Алкуин перестраховывается. Увидев, как Видукинд и Аббион обратятся к истинной вере, они тоже очень быстро сложат оружие и притекут к крестильной купели.

– Сомневаюсь…

– Слушай, штукатурщик! Не порть мне праздник! – Карл уже начал сердиться. В следующий миг появились долгожданные саксы, и Карл принялся внимательно всматриваться – кто же из них Видукинд. Удивительное дело – они воевали друг с другом больше десяти лет и ни разу не встречались!

Видукинд оказался рослым темнобородым мужчиной со светлыми глазами и маленьким курносым носом, что, впрочем, нисколько не уничтожало мужественного выражения его лица. Он сдержанно поклонился Карлу, прижав руку к сердцу, и сказал:

– Я глубоко благодарен своему недавнему врагу, что он согласился сменить вражду на мир и даже готов на большее.

– Я никогда не хотел этой вражды, видит Бог, – отвечал Карл. – Я всегда сожалел о том, что приходится убивать саксов. Но без сожаления низвергал ваши идолы. Пришло время свалить самый главный из них.

– Видукинда, – сказал вождь саксов и заметно сощурился, отступая на шаг назад.

– Нет, не Видукинда, – возразил Карл, – а его безверье. Не Видукинд виноват в том, что зло приходило в сей мир сквозь него. Но беда была бы для Видукинда, если бы душа его вовремя не раскрыла очей своих.

– Мне нравятся такие слова, – простодушно улыбнулся сакс.

– Брат мой, Видукинд, ибо франки и саксы – братья, скажи мне, как случилось, что после стольких лет войны и все еще находясь в силе и крепости, ты решил переменить судьбу? Я слышал, будто тебе приснился какой-то сон?

– Да, сон, – потупился Видукинд.

– И ты можешь рассказать мне о нем? – спросил король франков.

– Изволь… Хотя… Я не мастак рассказывать сны.

– И все же.

– Ничего особенного. Просто должен признаться, что я, Видукинд, который ничего на свете не боится, терпеть не могу тараканов, и даже одно упоминание о них повергает меня в ужас.

И вдруг мне приснился странный сон, будто всюду, куда ни глянь, видимо-невидимо этих тварей, и они бегают по мне полчищами, а я ничего не могу с ними сделать.

Видукинд замолчал. Все невольно переглянулись.

– И что же дальше? – спросил Карл в недоумении.

– Все, ничего больше, – ответил Видукинд.

– Как? И это весь сон?

– Весь.

– Позволь же спросить, почему ты, увидев этот сон, решил примириться со мной и принять христианство?

– Я же говорю, что всегда боялся тараканов. А тут мне приснилась такая прорва этой нечисти. Я проснулся мокрый от страха и первым делом подумал, что мне надо принять веру, которую исповедует мой враг Карл, а с самим Карлом заключить мир.

Такое простодушное объяснение столь значительного поступка невольно вызвало улыбки и даже смех у некоторых франков, стоящих за спиной своего короля. Мало того, Карл услышал, как прячущийся прямо за ним Каролинг передразнил Видукиндово саксонское произношение и довольно громко прыснул:

– Чараканы!..

Король с гневом повернулся и так глянул на сына, что того взяла оторопь. Впрочем, он сам не мог сдержать улыбки, но, поглядев на Алкуина и увидев, насколько сдержанно ведет себя тот, вновь вернул своему лицу строгое выражение.

– Так ты, значит, по-видимому, понял, что те тараканы – это твои прегрешения и лишь Христова вера может тебя от них очистить? – спросил он.

– Не знаю, – ответил Видукинд. – Просто я проснулся, и сердце сказало мне, что следует поступить именно так, и никак иначе.

– Ну что ж, – пожал плечами Карл, – коль так, то пусть будет именно так, и никак иначе.

Значит, ты готов подготовиться к таинству крещения, принять его и присвоить себе новое, христианское имя?

– Имя? А разве нельзя мне будет больше называться Видукиндом?

Карл замешкался с ответом. Алкуин пришел к нему на помощь:

– О нет! Называться можно и Видукиндом, но у Видукинда отныне будет и другое имя – имя христианского святого, который как ангел-хранитель станет оберегать Видукинда. Имя Видукинда исчезнет лишь из летописей, а в обиходе доблестный муж и непревзойденный воин в полном праве носить то имя, которое его прославило.

– Ах вот что! Ну тогда я согласен, – улыбнулся грозный сакс.

– В таком случае и я согласен, – сверкнул глазами стоявший рядом с Видукиндом другой саксонский полководец, Аббион.

В тот же день им были даны все необходимые указания, как приуготовиться к таинству крещения. Обед в честь гостей устроили пышный, но вина подавали мало, чтобы, не дай Бог, не всклокотали в крови у пока еще врагов застарелые обиды. Зато когда гостей проводили, началась славная пирушка, все на радостях перепились и долго-долго покатывались со смеху, обжевывая и обсасывая простодушный рассказ Видукинда про сон о тараканах, передразнивая на все лады саксонское произношение: «Я ше гофорю, чо с дечства боялзя чараканов». Некоторые, правда, высказывали свое подозрение – уж не кроется ли за этим показным простодушием очередное коварство, но всех успокаивала уверенность Алкуина, что саксы не лукавят.

– И все же, Алкуин, согласись, что ты ошибся в сроках окончания войн с саксами, – посмеивался подвыпивший изрядно король.

– Посмотрим, – отвечал Алкуин.

– Давай лучше понюхаем, – хлопал его по плечу Карл, – Мне кажется, я уже слышу дивный запах приближающегося к моим владениям элефанта. А? Что ты скажешь, Алкуин? Где мой элефант?

– В Багдаде, ваше величество, в Багдаде, – отвечал Алкуин со смехом, поднимая полный бокал. – За твоего элефанта, государь!

У него снова выпадали зубы, и, хотя он уже знал, что это не страшно и что на месте выпавших вырастут новые, все равно никак не мог перебороть в себе отвратительное чувство панической растерянности и страха – а вдруг останусь беззубым?!

Первую смену зубов он тоже помнил, но очень смутно. Она происходила еще в те времена, о которых как-то странно было подумать, что они были именно в его, а не в чьей-нибудь другой жизни. Второе выпадение старых и вырастание новых зубов он пережил уже здесь, в Багдаде, вскоре после прибытия в город Аль-Мансура. Это помнилось гораздо лучше, и можно было бы с полной ответственностью признать, что оно происходило с ним, а не с другим существом. И вот в третий раз приходилось переживать мерзкое ощущение – боль во рту, изобильное слюнотечение, невозможность жевать и, наконец, вываливание одного за другим всех четырех зубов – двух верхних и двух нижних. После этого делается легче, но все равно противно, и долгое время еще больно жевать распухшими деснами, сквозь которые, как нежные весенние побеги, прорезались новые, еще не вполне крепкие зубы.