Татьяна Павлова - Закон свободы: Повесть о Джерарде Уинстэнли

Генри оглянулся на войско. И люди и кони, казалось, двигались из последних сил. Сумерки почти совсем сгустились, и лишь слева, на западе, небо было светлее. Через полчаса они вошли в сладостно пахнущую дымком, коровами, домашним теплом деревню, а еще через полчаса вожделенный мертвый сон — в деревенской гостинице, в домах, на сеновалах, в конюшнях — сковал мятежное войско, люди потеряли способность двигаться, что-либо соображать, действовать, откликаться. Даже ночного караула выставлено не было: Эйрс все-таки верил Уайту.

— А? Что? Кто это?

— Вставайте! Вставайте скорее! Нас предали! — Джайлс отчаянно тряс Генри за плечо, тот стукнулся головой о край кровати.

— Что случилось?

— Скорее, лейтенант! Атака! Генералы напали с трех сторон, бегите! Слава богу, мы не в гостинице, успеем!

Генри очумело вскочил, шаря шпагу и пистолет. «Уайт! — пронеслось в голове. — Это Уайт! Надо убить Уайта!»

За решеткой окна метался красный свет факелов, треск пальбы разрывал ночной воздух. В одной рубашке, со шпагой наголо и пистолетом Генри выскочил на улицу и увидел, что гостиница напротив, где расположились на ночлег Эйрс, и Денн, и большая часть войска, окружена. Солдаты в красных мундирах плотно стояли у дверей и у окон, просунув сквозь деревянные решетки пистоли, и беспрерывно стреляли внутрь, в темноту. Оттуда слышались крики. Несколько человек в нижнем белье, без сапог, без оружия пробежали мимо него по улице.

Генри было нацелился сгоряча ударить в спины, расшвырять нападающих, остановить бегущих…

Топот копыт донесся слева, отряд драгун, блестя кирасами, на крупных рысях мчался к гостинице. Впереди, на вороном коне, страшный, разгневанный всадник. Генри замер: он узнал Кромвеля. Белые пешие фигуры заметались, залп разорвал воздух, кто-то упал, остальные разбежались по закоулкам.

— Бегите, бегите скорее! — Джайлс выскочил из дома вслед за ним и набросил ему плащ прямо на рубашку. — Туда, вниз, направо!

Новый залп ухнул в воздухе, Джайлс оказался внизу, у его колена, и Генри, не отдавая себе отчета в случившемся, послушно побежал, куда указал Джайлс.

Улица вела вниз, к речушке, возле нее можно было укрыться в кустах. Только бы успеть… Сапоги он натянул еще в доме, но бежать в них было тяжело, руки со шпагой и пистолетом путались в сырых полах плаща…

— Стой! Вот еще один! Бери его!

Неотвратимый конский топот настигал, затылку сделалось холодно. Генри затравленно обернулся, увидел над собой черную разъяренную конскую морду, как тогда, в Уэре… и вдруг почувствовал себя маленьким провинившимся мальчиком, которому не уйти от отцовского гнева. Словно во сне, отцовская рука ухватила его за плечо, развернула к себе, лоснящийся потом черный конский бок прижал его к стене…

Полковник Годфилд нагнулся совсем близко, держа его за плечо, и заглянул ему в лицо. Потом, не отпуская руки, выпрямился в стременах и крикнул высоким командирским голосом:

— Вперед! Скачите вперед, там еще есть мятежники! Обыщите все дома здесь, а потом — за реку! Я сам возьму этого…

Свет факелов и топот пронеслись дальше, крики удалились, и Генри увидел лицо отца совсем близко.

— Генри, мальчик, я тебя искал… Я знал, что ты здесь… — зашептал маленький полковник.

— Отец… — только и мог вымолвить он, чувствуя лицом родную теплую руку, — это ты…

Ему захотелось прижаться к отцу и остаться с ним, под его защитой, и никогда больше не разлучаться… Но отец легонько толкал его, вел все ниже, к темному повороту улицы, вниз, к речке.

— Беги, мальчик, — говорил он, — беги к реке, а там прямо по воде направо… Ты их минуешь… Нет, постой. Возьми коня. Возьми, возьми, право, тебе он нужнее. И сразу же к реке, слышишь, и направо, по воде… Так тебя не услышат. В эту ночь возьмут всех, Генри, нас две тысячи, беги же…

Говоря это, он поспешно спрыгнул с коня и передал уздечку сыну. Генри порывисто обнял его, прижался к щеке, поцеловал.

— Отец, ты второй раз спасаешь мне жизнь, — сказал он хриплым чужим голосом, — отец, я…

— Скорее в седло, Генри, и да хранит тебя бог…

Генри вскочил на вороного, и едва видимая в темноте тропинка начала уходить вниз, к прибрежным кустам, к сырости ночной речки. Он оглянулся в последний раз и смутно различил одинокую на темной дороге фигуру отца. «Увижу ли я его когда-нибудь еще?» — почему-то подумал Генри, и мокрые ветки хлестнули его по лицу, а под копытами коня тихо булькнула речная вода.

Генри, таясь, пробирался к северу, разыскивая отряд капитана Томпсона. Сначала он шел только ночами, а днем отлеживался в лесу, привязав к дереву отцовского коня. Потом, достаточно удалившись от Бэрфорда и купив в подозрительной придорожной лавчонке простреленный армейский мундир, рискнул продвигаться и днем, выдавая себя за нарочного Кромвеля. Исподволь он расспрашивал в тавернах об отряде легендарного Томпсона. И однажды наткнулся в лесу на лагерь разбойников, который и оказался ставкой Томпсона. В обозе этих людей, невесть откуда собравшихся к капитану, помимо оружия и воинственного левеллерского «Манифеста» хранились парики, фальшивые бороды, маски.

Самое удивительное, что Генри встретил в этом отряде земляка, длинного и нескладного Эверарда, которого он хорошо помнил еще с того дня, когда ему пришлось сражаться с подателями петиции на ступенях Вестминстер-холла. От этого-то Эверарда Генри узнал, что бедняки в его родном графстве начали вскапывать пустошь на холме святого Георгия и что предводительствует ими тот самый человек по имени Джерард Уинстэнли, которого он видел однажды с Джоном и сестрой. Чего хотят эти копатели, понять было трудно; Эверард говорил о них хмуро и туманно, все больше напирая на то, что «их все равно разгонят».

— Вот, — он вертел в красных руках огромный пистолет, поглаживая его, и щерил неровные зубы, — вот без этой штуки ничего не добьешься. Хватит, побыл я в их шкуре… Когда нас в церковь притащили да еще по морде надавали, я решил: с меня довольно. Не надо мне этого нового царства общности и любви… Ха, любовь! Хочешь любви — стреляй, тогда все получишь…

Генри эти разговоры не очень-то нравились, как и сам неряшливый Эверард, но раздумывать было некогда: следующие несколько дней пронеслись, как в бреду, кошмарном бреду бессмысленной пальбы, сражений, крови, криков, отступлений…

Томпсон повел их на Норгемптон, и они захватили его благодаря неожиданной дерзости удара. Ворвались в тюрьму и освободили заключенных. Потом, крича, размахивая пистолетами и отдавая приказы несуществующим командирам отрядов, они с Эверардом разнесли акцизную палату и нагрузили лошадей мешками денег. Затем в их руках оказались гарнизонные пушки, амуниция, уйма провианта, кони. Все это было чистейшей авантюрой, у них было слишком мало сил, и они, бросив половину добычи, а деньги раскидав в толпу на улицах, отошли к Уэллингборо.