Жан Маркаль - Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

Действительно, монсеньор Бийар всегда предоставлял Соньеру известную свободу действий. Возможно, епископ был сильно удивлен, увидев столь странное оформление храма Ренн-ле-Шато, но он тем не менее ничем не выказал своих чувств: вероятно, в вычурном внутреннем убранстве храма он увидел лишь желание Соньера выделиться из общей массы, сделать свою церковь отличной от тех, какие можно было увидеть в других приходах. Не более того. Присутствие дьявола в храме ничуть не смутило епископа, поскольку эта статуя не содержала в себе никаких еретических намеков — действительно, дьявол подвергнут тяжелому испытанию: он поддерживает кропильницу. Можно лишь спросить себя, за что епископ мог бы упрекнуть Соньера. Если бы монсеньор Бийар обладал артистическим чутьем, тогда упреки были бы заслуженными. Но, кто знает, быть может, эстетические вкусы епископа были схожими со вкусами кюре?

Аргумент, согласно которому Бийар доверил Соньеру некую миссию по заданию таинственного братства, опирается на тот факт, что с появления во главе диоцеза монсеньора Босежура положение Соньера сильно изменилось, он оказался на скамье подсудимых. Отсюда следует, что монсеньор Босежур не был осведомлен о сделке своего предшественника с кюре Ренн-ле-Шато. Однако не стоит забывать того, что в последние годы своего правления монсеньор Бийар многое пустил на самотек, поэтому его последователь всего лишь хотел привести все в порядок. Без сомнения, он был шокирован, увидев скромного деревенского священнослужителя, щеголяющего неслыханным богатством. Священник диоцеза обязан подчиняться своему епископу даже в том случае, если у него есть способности, освобождающие его от церковного права.

Итак, образ действий монсеньора Бийара, как и монсеньора Босежура, кажется вполне логичным. Пожалуй, не стоит обвинять монсеньора Бийара в том, что он согласился вступить в какую-то странную игру: тому нет ни единого доказательства, как и не существует доказательств того, что епископ был членом какого-то таинственного братства, которое всегда держалось в тени. Если Соньер вернул своему начальнику документы, найденные им в храме (поскольку он действительно что-то нашел), то он всего лишь выполнял свой долг священника. И если монсеньор Бийар спрятал эти документы, то он всего лишь выполнял свой долг прелата. Все остальное — пустые домыслы.

Вряд ли кто-либо станет отрицать, что между аббатом Соньером и его старшим коллегой были дружеские отношения, основанные на взаимном уважении. Тем не менее в дальнейшем этот факт подвергся различного рода интерпретациям, допускающим в отношения двух служителей культа «третьего лишнего»: загадочное секретное общество, якобы руководившее действиями и поисками Соньера при помощи «надсмотрщика» и «подстрекателя» аббата Буде, состоявшего в этом братстве. Причиной такого утверждения стали два факта, один из которых неопровержим, но другой нуждается в дополнительной проверке. Речь идет об археологических и лингвистических исследованиях аббата Буде, вошедших в его книгу «Истинный кельтский язык», а также о странной записи в расходной книге аббата. Что касается первого факта, он неоспорим: действительно, на протяжении всей жизни кюре Ренн-ле-Бен интересовался историей родного края и занимался археологическими исследованиями. Это была его страсть — страсть любителя, но не профессионала. К несчастью для себя и для всех окружающих, он написал и, увы, опубликовал ошеломляющее своей наивностью, огрехами и неточностями произведение «Истинный кельтский язык». Оплошности и ошибки, допущенные этим «любителем», столь велики, что поневоле начинаешь задумываться: уж не написана ли эта книга на тайном «птичьем языке», если воспользоваться излюбленным выражением эзотериков.

Второй аргумент в поддержку руководящей роли Буде более весомый — при условии, конечно, что этот факт достоверен (поэтому будет правильнее, если читатель поставит дальнейшее сообщение в условное наклонение). Действительно, в расходной книге аббата Буде указано, что в период с 1885 по 1901 год кюре Ренн-ле-Бен перечислил на имя Мари Денарно баснословную денежную сумму, в общем счете равную 3 679 431 франку золотом… Такое богатство мгновенно сводит на нет все утверждения о том, что аббат Соньер разбогател при помощи найденных им сокровищ или в результате неправомерных денежных махинаций с суммами, полученными за мессы. Но тогда в чем причина такой милости? Для какой тайной миссии была предназначена эта сногсшибательная сумма? Такой факт, разумеется, легко может подтвердить предположение о воздействии на Соньера невидимого, но очень действенного тайного братства, стоящего за спиной аббата Буде. Хотя бы потому, что столь значительная денежная сумма не могла поступить на имя Мари Денарно ни из кармана бедного деревенского кюре, ни из приходской кассы. Иными словами, это лишь подбавляет масла в огонь «страстей по Соньеру».

Но, к сожалению, информация о записи в расходной книге поступила из источника по имени Пьер Плантар де Сен-Клер: он упомянул об этих счетах в предисловии к «Истинному кельтскому языку», переизданному в 1978 году. [63] Paris, editions Belfond, 1978. Дело в том, что вышеупомянутый Пьер Плантар является если не создателем, то, по меньшей мере, инициатором создания «мифа о Соньере», зародившегося в 1956 году. Его утверждениям сложно поверить на слово, тем более что бумаги аббата Буде всегда хранились в Акса, в семейном архиве священника, но никто до сего момента так и не смог подтвердить подлинность этих довольно-таки странных «даров на имя Мари Денарно». Все это, безусловно, наталкивает на размышления.

Анри Буде родился в Кийане 16 ноября 1837 года. Живой и острый ум мальчика, подмеченный викарием Кийана, послужил ему пропуском в семинарию Каркасона. Анри превосходно учился, получил право преподавать английский, был посвящен в сан и работал в двух приходах, после чего в 1872 году его назначили кюре Ренн-ле-Бен. В этом приходе он оставался вплоть до 1914 года, впоследствии, выйдя на пенсию, он переехал в Акса к своему брату-нотариусу. Аббат Буде вел простой и спокойный образ жизни, прихожане вспоминали о нем как о хорошем священнике, который, несмотря на любовь к археологии и лингвистике, никогда не пренебрегал своими обязанностями. Своим научным увлечениям он посвящал лишь свободное время (а его, надо сказать, хватало в деревенском приходе!). Его связь с семьей, сестрой и матерью, никогда не прерывалась. Он не был задействован в каких-либо скандальных или таинственных историях. Конечно, «аббат Буде был не так беден, как хотелось бы думать… Он был выходцем из маленькой буржуазной семьи. Его младший брат Эдмон Буде [64] Именно он является автором-составителем знаменитой карты, опубликованной в «Истинном кельтском языке». Подпись Эдмона Буле, поставленная внизу карты, породила на свет множество толкований: читатели «Истинного кельтского языка» решили, что в ней кроется послание, зашифрованное путем словесной игры. служил нотариусом в Акса (департамент Од). Некоторые исследованные мной документы (ими в нынешнее время владеет один из его внучатых племянников) подтверждают, что аббат Буде получал значительный доход с земель, являвшихся общей собственностью аббата и его сестры». [65] Pierre Jarnac. Histoire du trésor de Rennes-le-Château, p. 278. Пьер Жарнак, в свое время работавший с архивами Буде, разыскивал этот знаменитый «дар на имя Мари Денарно», он не преминул сообщить об этом.