Жан Маркаль - Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

Но раз жизнь аббата Анри Буде настолько проста и безупречна, ее стоит «малость подсолить и поперчить», пускай даже ценой невероятной подтасовки фактов. Видимо, именно так решили изобретатели «мифа о Соньере», вытащив из тьмы забвения некоего аббата Куртоли и заставив его высказаться на страницах сборника «Гравированные камни Лангедока» некоего Эжена Стублейна, местного ученого конца XIX века и видного археолога. От себя лишь добавлю, что в предыдущем предложении следовало бы по меньшей мере два раза поставить штамп «лжесвидетельство»: дело в том, что аббат Куртоли никогда не писал предисловия к книге Эжена Стублейна, а Эжен Стублейн в свою очередь никогда не писал такой книги. Действительно, в ранней юности Жозеф Куртоли был знаком и с Анри Буде, и с Беранже Соньером. Это был добросовестный честный священник, оставшийся в памяти как большой оригинал и неутомимый исследователь. Его тихая безукоризненная жизнь подошла к концу в 1964 году, в возрасте семидесяти одного года священник тихо скончался в родной деревушке неподалеку от Лиму. Но вот что действительно любопытно: в 1966 году, спустя два года после собственной смерти, аббат Куртоли умудрился написать предисловие к «Гравированным камням Лангедока» псевдо-Стублейна! Более того, предисловие наполнено таким неимоверным вздором, что я не удержусь от желания привести несколько примеров. «В 1908 году я провел два месяца в гостях у Соньера в Ренн-ле-Шато, мне было тогда почти восемнадцать лет. Ренн-ле-Шато — восхитительное, но продуваемое насквозь местечко. Соньер обращал на себя внимание с первого взгляда. С его помощью я нарисовал маленькую картину в церкви Ренн-ле-Шато…» [66] Куртоли действительно помог Соньеру подновить картину, изображающую Марию Магдалину. Затем он переходит к аббату Буде: «Аббат Буде — о, это целая история! Он покинул Ренн-ле-Бен в мае 1914 года, потому что у него были какие-то неприятности с епископством… [67] Лжесвидетельство. Постаревший утомленный аббат Буде не мечтал ни о чем более, как уйти на пенсию. Его рукописи были уничтожены у него на глазах, а книга „Лазарь“ даже сожжена. [68] Лжесвидетельство. Буде никогда не писал такой книги, равно как и то, что его рукописи никто не уничтожал и не сжигал. Чтобы роман стал интригующим, необходимо было снабдить его если не святой инквизицией, то хотя бы намеком на нее: такая аллюзия понятна всем и каждому! В мае 1914 года на место кюре Ренн-ле-Бен был назначен аббат Ресканьер, миссионер из епархии, попытавшийся прояснить темные стороны „дела Буде — Соньера“, но в понедельник, 1 февраля 1915 года, где-то во втором часу ночи, к нему пришли два человека, не оставившие после себя никаких следов. Утром аббата нашли мертвым, он был одет и лежал на полу. Причина его смерти до сих пор остается тайной». [69] На самом деле Ресканьер умер от припадка, но такая деталь показалась изобретателям сенсационного романа слишком прозаической.

Но и это еще не все. Далее Жозеф Куртоли рассказывает о смерти самого Буде. «Буде находился в Акса в угнетенном состоянии духа. 26 марта 1915 года он решился написать епископству о своих предположениях по поводу смерти Ресканьера, [70] Нет ни единого следа этого письма. но, когда 30 марта 1915 года уполномоченный епископства прибыл в Акса к восьми часам вечера, аббат Буде скончался от ужасного приступа незадолго до его приезда. В этот день к нему приходили двое неизвестных…». Да, подобное признание украсило бы любую детективную повесть или роман ужасов. Два священника, умирающие при странных обстоятельствах, после визита двух неизвестных, следов которых не обнаружено… В средние века непременно решили бы, что эти два незнакомца (одетые неизменно в черное) были дьяволами, посланными Сатаной. В наше время о них предпочли молчать — и напрасно. Такое умалчивание немедленно породило на свет следующее предположение: таинственные «вестники смерти» были членами тайного общества, в которое входили Буде и Соньер, — или же это были члены другого, враждебного общества, стремившегося завладеть секретами церковной братин. За образец для подобных россказней был взят случай, реально произошедший за двадцать лет до описанных событий, — убийство аббата Жели. Вдохновленные этим «сюжетным ходом», сочинители добавили еще несколько таких же «смертей», чтобы приукрасить сюжет и вдобавок обвинить Соньера. Конечно, ведь влачивший жалкое существование Соньер вновь стал богатым именно после смерти аббата Буде! После ознакомления с такими «убийственными деталями» складывается такое ощущение, что кому-то очень нужно было очернить Соньера и Буде ради того, чтобы заострить внимание на тайне, окутавшей «дело Ренн-ле-Шато». [71] Обо всей этой махинации и о той роли, которую заставили сыграть аббата Куртоли против его воли, подробно рассказано в произведении Пьера Жарнака, с. 268–278. К чему же в подобной истории следует отнестись с подобающим интересом? Ни к чему.

Аббат Анри Буде и аббат Беранже Соньер были коллегами в приходах, расположенных по соседству. Их связывало много общего, что стало причиной обоюдной симпатии и дружеских отношений, — в частности, любовь к родному краю, к стране, которую оба они (правда, каждый по-своему) стремились прославить далеко за ее пределами. Соньер работал над ее «внешним обликом», создавая архитектурные памятники, которые могли бы привлечь в этот затерянный край толпы паломников. Буде предпочитал работать в молчании, восславляя «внутренний облик» родного края в своих книгах, призванных очаровать читателей историей графства Разе и его достопримечательностями. Однако повторю еще раз: все имеющиеся в нашем распоряжении документы в совокупности с позднейшими находками не дают нам никакого права утверждать, что аббат Буде был вдохновителем Соньера, оплатившим некую миссию по приказу общества-фантома. Ничто в них не подтверждает гипотезу о существовании этого общества, затеявшего странную игру, правила которой непонятны так же, как и намерения тех, кто намеренно искажал факты этого дела, превращая роман об аббате Соньере в достойный образчик английской готической прозы конца XVIII века. Тень аббата Буде, если она и появляется за спиной аббата Соньера, не вызывает ни тени беспокойства, в ней нет ничего дьявольского. Конечно, это великая потеря для готического романа, но для нашей истории это неоспоримый факт.

1 июля 1886 года, вернувшись из духовного училища Нарбона, куда аббат был «изгнан» при уже известных нам обстоятельствах, Соньер вновь принял на себя управление приходом. В то время в жизни аббата еще не произошло каких-либо кардинальных перемен — за исключением того, что в его кармане, если можно так выразиться, уже лежало 3000 франков золотом. Это был скромный дар графини Шамбор, вдовы так называемого Генриха V. претендующего на корону Франции, но своими отсрочками и реакционной нетерпимостью проваливавшего любую попытку реставрации монархии Капетингов-Бурбонов. Что можно сказать о «монархе», чья поблекшая статуя, установленная на повороте дороги из Сент-Анн-д’Оре в Бреш напротив безобразного собора в честь покровителя бретонцев, и ныне покрыта ржавчиной? И что, спрашивается, понадобилось этому Капетингу-Бурбону в бретонской глуши? Скорее всего, «псевдо-Генрих V», король без короны, заставивший величать себя графом Шамбором и герцогом Бордо, был довольно бесцветной личностью, лишенной героического размаха. Тем не менее, каким бы ни был граф Шамбор, он все же сыграл свою роль в жизни аббата Соньера, человека набожного и воспитанного в «монархистских традициях», выходца из зажиточной семьи, слепо подчинявшейся ханжескому клерикализму аристократии конца XIX века.