Владимир Мединский - Скелеты из шкафа русской истории

Что можно еще сказать о народе, который не следует совету самого Вольтера?! Русские любят воевать, для них страшно важно завоевывать все соседние народы (Жермена де Сталь поминает и «Завещание Петра Великого»). Потому их собственная земля лежит в запустении. В общем, у немцев дороги плохие от романтизма, а у русских — от свинства. И Екатерина II не раскрепощает крестьян, потому что она по духу русская, не немка.

В. Лебрен «Мадам де Сталь в виде Коринны».

Очень не любила Россию.

На этом примере хорошо видно, что политические мифы о России основаны на трансформации литературных и бытовых мифов. Ядро политического мифа составляет образ России как внутреннего деспота и внешнего врага.

Книга вышла очень своевременно: во время войн Франции с Россией, накануне нашествия «двунадесяти языков».

Потом на короткий срок общественность в Европе притихла…

Как-никак Россия была «дорогим союзником», да еще ее армия стояла в Париже.

Как раз тогда, после наполеоновских войн, появилась книга, автор которой был вполне доброжелателен в отношении России. «Россия глазами иностранца» Джеймса Александера (1803–85) впервые опубликована у нас почему-то совсем недавно, в оригинале именовавшаяся «Путешествие на войну на Востоке через Россию и Крым». Тогда шла русско-иранская война, на которую, собственно, автор и ехал.

В 1829–30 годах Александер много попутешествовал по России, побывал в обеих столицах, проехал на санях через всю Украину, побывал в Крыму, в Одессе. Стал одним из немногих иностранных офицеров, получивших персональное разрешение Николая I побывать в закрытом городе — Севастополе и осмотреть корабли Черноморского флота.

Похоже, Александер путешествовал на деньги британской разведки или Адмиралтейства: его записки даже в официальной опубликованной версии содержат подробнейшие сведения о структуре российской армии, о силе наших кораблей. Остается только догадываться, какие «закрытые справки» он параллельно подавал в британское военное ведомство. Англичане серьезно интересовались русским военным потенциалом.

Александер на момент своего путешествия — молодой человек, ему неполных тридцать лет. Аристократ, старинного шотландского рода, окончил Эдинбургский университет, профессиональный военный, любитель путешествий (за свою долгую жизнь он объехал практически весь белый свет — служил в Индии, Бирме, Персии, Турции, Африке), много писал — в общем, интересный человек.

Его записки о России исключительно позитивны. Как-то из Крыма в Петербург он ехал в открытых санях при жестоком морозе. Морозы тогда были не такие, как сейчас, — до минус 30–35 градусов, так что лощеный британец успел познать все прелести русского климата. Был даже арестован по обвинению в шпионаже и выпущен только после личного вмешательства Николая I. Но удивительно — у него остались прекрасные впечатления и о России, и о русских. Почему? Еще только задумав посетить Россию, Александер стал изучать русский язык, прочитал массу произведений англичан о России, начиная с книги выше нами поминавшегося Ричарда Ченслора, который был в XVI веке еще при Иване Грозном. Но приехал тем не менее Александер без особых предубеждений. Что интересного он пишет? Прежде всего, он описывает армию. Крайне высоко как кадровый офицер оценивает систему военной подготовки. Его поражает неприхотливость и терпение русского солдата, привычка к скудной и однообразной пище. При этом ловкость, сноровка и быстрая обучаемость. По его словам, бородатый мужик до 25 лет может ни разу не видеть моря. Но вот его берут на флот, и он тут же научается карабкаться по корабельным снастям, «и через полгода этот бывший вольный хлебопашец становится отличным моряком».

«Русская армия поразила меня тем, что в любом месте империи, в самых: удаленных друг от друга пунктах (от Финляндии до Севастополя), так же как и на театре военных действий, солдатская форма выглядит так, как будто ее сшил один хороший портной.Сколь совершенна — восхищается английский офицер, — должна быть система которая создает такое — качественное — единообразие в одежде и подготовке солдат!»

Конечно, он и критикует систему — критика касается повсеместного взяточничества при Николае и злоупотреблений чиновников. Однако тут же Александер, как человек уже поездивший по свету, замечает, что в этом нет ничего исключительного: «злоупотребления существуют во всех, особенно азиатских, странах».

Со свойственным англичанам чувством юмора он относится к российской специфике, в частности к особенностям коммуникаций в необъятной стране: «Для иллюстрации того, сколь трудно доставить в отдаленные уголки этой необъятной империи даже газеты, могу привести пример. Губернатор Камчатки генерал Риккардо получал газеты лишь дважды в год. Тем не менее он сумел использовать их самым лучшим образом: как только приходила почта (с полугодовой подшивкой), генерал складывал газеты по числам и ежедневно, за завтраком, прочитывал „свежую“, узнавая новости ровно годичной давности. Он никогда не нарушал этого правила. Генерал рассказывал, что он так переживал события, описываемые в газетах, будто они происходят в настоящий момент».

Вот такая была разница во времени — это вам не девять часов самолетом между Москвой и Петропавловском-Камчатским.

Недавно побывав на Камчатке, я как-то вообще не почувствовал особой оторванности от «материка». Разве что в московские офисы приходилось звонить ночью.

Александер высоко оценивает личные качества русских, много описывает бытовые сцены, народные обычаи. А покидая Россию, признается: «Никогда не забуду и очень ценю доброту и гостеприимство русских».

Поскольку автор владел русским языком, то общался не только по-английски и по-французски с дворянами, но и на улицах, с извозчиками, торговцами, таможенниками, солдатами. Внимательно изучал русскую историю перед поездкой. В его книге есть упоминания русских писателей, художников, архитекторов, ученых. Довольно подробно описывает он историю гибели Грибоедова в Персии, давая свою версию событий, полагая, что русские даже не подозревали, насколько озлоблены против них персы, испытавшие от России унизительное военное поражение. Но оправдывает наш МИД, ибо: «с восточными людьми вообще очень трудно иметь дело». Кстати, Александер — первый из англичан, кто упоминает о личных встречах с Пушкиным. Александер представил Александру Сергеевичу стихи популярных тогда в Англии поэтов и, возможно, именно это знакомство оставило «английский след» в творчестве нашего национального гения. В целом русские для него — «великая нация».