Зураб Авалов - Присоединение Грузии к России

Князь Потемкин немедленно же отправил в Персию специального агента, но не суждено было осуществиться сказочной перспективе приобретения задаром персидских провинций. Раньше, чем дело дошло до окончательных переговоров, Али-Мурат-хан умер (в начале 1786 г.).

Тогда опаснейший противник зендов, Ага-Магомет-хан Баджар овладел Тегераном.

Однако зенды еще далеко не складывали оружия. Брат умершего Али-Мурат-хана, Джафер, утвердился в Испагане и оспаривал первенство в Персии у будущего основателя Каджарской династии.

Ехавший с миссией к Али-Мурат-хану, полковник Тамара пытался завязать сношения с Джафер-ханом, но безуспешно.

Долго пришлось Ага-Магомет-хану работать над делом объединения Персии. Недешево, ценой многих поражений и неудач, путем вероломства и военного счастья досталась ему наконец победа над зендскими владетелями. В 1789 г. умер Джафер-хан, но затем его сын, храбрый Лютф-Али-хан, долго еще ставил помехи властолюбию Каджара. Только в 1792 г. Ага-Магомет-хан стал господином в Ширазе, а к 1975 г., с окончательным торжеством над Лютф-Али-ханом, почти вся Персия повиновалась наконец одному господину.

Каковы же были отношения Ага-Магомет-хана к Грузии и к России?

За десять лет до того, когда и половина Персии не признавала еще его власти над собой, когда ему нужна была опора в борьбе с другим, столь же, как и он, сильным претендентом, Джафер-ханом, Ага-Магомет уверял Ираклия в своей дружбе и пытался через него добиться русской помощи [114].

Со своей стороны князь Потемкин, зная, как усилился Ага-Магомет-хан и предполагая получить от него то, чего по обстоятельствам не мог ему дать Али-Мурат-хан, ответил на заигрывания Ага-Магомета посылкой особого агента с письмом, полным благопожеланий и надежд на дальнейшее сближение.

Но если в интересах Ага-Магомет-хана было ласкаться к Ираклию и к России, пока он был лишь одним из соперников в борьбе, исход которой мог зависеть от всяких превратностей, и пока по соседству с Россией и не без поощрения с ее стороны мятежный брат его оспаривал у него власть на южном берегу Каспия [115]; то иным должен был быть образ действий повелителя Ирана, каким стал теперь Ага-Магомет-хан. Возродился Иран, возродились и притязания его, вытекавшие из старых традиций и памяти о более славном прошлом.

Вот когда вопрос о Грузии выдвинется вперед; пришло время для Персии напомнить, как она понимает свое отношение к Гурджистану; пришло время России показать, как она защищает тех, кого приводит к присяге на подданство.

Главный смысл трактата 1783 г. для Грузии заключался в том, чтобы найти обеспечение против возможного вторжения Персии — вторжения, неизбежного, лишь только появится властелин, способный служить восстановлению сферы влияния и могущества Ирана [116].

Грузия, давно независимая и свободная от обязательств по отношению к Персии, Грузия, торжественно отрекшаяся от всякой связи с ней в будущем, в глазах персиян все еще была их достоянием, добытым бесконечными, хотя далеко не всегда удачными походами их шахов. Теория вассальной зависимости Грузии от Персии подсказывалась персиянам их политическими интересами, боязнью перед наступлением России через Грузию; теория эта пережила факты, некогда ей соответствовавшие; теперь пытались оживить эту старину, бесповоротно отжившую, как показало последующее.

Грузия находилась под открытым и формальным покровительством России. Но одна сень крыльев российского орла, umbra alarum, не могла задержать дерзость шакалов и гиен. Нужны были пушки и батальоны. А их-то и не прислали.

Как мы знаем, в 1787 г. русский отряд был отозван из Грузии. К приведенным причинам этого увода — и дальнейшей неприсылки условленной по трактату военной помощи — прибавим еще одну: неудачу плана касательно занятия персидских провинций одновременно со стороны Грузии и Каспийского моря.

Держать же в Грузии войска только для ее защиты не было расчета. В 1792 г. на усиленную просьбу Ираклия прислать обещанные два батальона последовал Высочайший рескрипт генералу Тудовичу, начальствовавшему на Линии, с изъяснением, что ныне «отправлять в Грузию войска за благо не приемлется». Посольство князя Гарсевана Чавчавадзе в 1794 г. имело не больше успеха [117].

Чтобы помощь Грузии и протекторат не оставались звуком пустым, необходимо было предоставление пограничному начальству дискреционной власти — оказывать содействие, в известных рамках, конечно, но не ожидая всякий раз на то указа из Петербурга.

Иначе Грузия могла быть завоевана и разграблена десять раз, прежде чем сделано будет нужное распоряжение о помощи.

Дискреционная власть, о которой мы говорим, была условлена сепаратными артикулами трактата 1783 г. [118]Но названный рескрипт 1792 г. в глазах ген. Гудовича отменял право его оказывать пособие по усмотрению, и он ограничивался донесениями и представлениями правительству о необходимости помочь и платоническими угрозами персиянам.

В результате оказалось, что только 4 сентября 1796 г. Высочайше повелено «подкрепить царя Ираклия, яко вассала Российского против неприязненных на него покушений, положенными по трактату с ними двумя полными батальонами пехоты». Высочайшее повеление это получено ген. Гудовичем 1 октября, а еще 12 сент. Тифлис был взят и разорен Ага-Магомет-ханом.

Несмотря на свое кажущееся торжество, Ага-Магомет-хан не достиг главного: «валий» Гурджистанский продолжал быть царем Грузии и не признавал над собой верховенства Персии. Недолго занимали персияне столицу Грузии — их экспедиции в глубь страны не имели успеха, и еще в октябре 1796 г. они покинули пределы царства, царь вернулся в Тифлис, энергично стали подымать его из развалин, и все пошло по-старому.

Понятно, что Ага-Магомет до взятия Тифлиса делал предложения Ираклию, и очень для него выгодные, лишь бы он ему подчинился.

Затем, когда разрушенный Тифлис был занят персиянами, переговоры возобновились. Ага-Магомет-хан обещал вернуть всех пленников и поставить Ираклия надо всем Азербайджаном, требуя от него за это признания покорности и присылки заложником одного из царевичей. Наверное можно сказать, что было бы благоразумно со стороны грузин признать хотя бы временно верховенство шаха и отвести, таким образом, тяжкие удары, обрушившиеся на страну [119]. Поведение Ираклия по отношению к Ага-Магомет-хану и его готовность вступить в очевидно неравный бой, не изменяя сюзерену, которому присягнул, будет всегда служить примером рыцарства (и того, как оно бывает невыгодно в политике!). Один современник сообщает, что когда вернулся посланный Ираклием к Ага-Магомет-хану и сообщил его предложения, то, «несмотря на желание грузин войти в соглашение с персиянами, царь, будучи знаком с вероломством евнуха (т. е. Ага-Магомета) и зная, что нельзя ему доверять, не захотел положиться на его обещания. Впрочем, он с давних уже пор находился под покровительством России, и, связав себя с этой стороны обещанием верности, он не желал вступать в союз с Персией» [120].