Зураб Авалов - Присоединение Грузии к России

Но такие общие понятия, как несуверенное государство, самоограничение путем договора и двустороннее соглашение (стипуляция) относительно того, в чем будет состоять зависимость, охватывают и наш случай, и мы видим, что с 1783 г. Грузия является несуверенным государством, обязавшимся службой сюзерену и отказавшимся в его пользу от самостоятельного заведывания внешними делами взамен гарантированной ему международной охраны его территории и обеспечения престола за национальной династией [107].

Что касается формы, в которой выразилась зависимость Грузии от России по трактату 1783 г., то мы уже видели, как должны были влиять на эту форму черты былой зависимости Грузии от Персии. Восток гораздо долее, чем Запад, хранил и хранит всякие образцы политических соединений, основанных на отношениях сюзерена и вассала. Точно также прибегала к этим формам, подражая тому, что было на месте, и Ост-Индская компания, заключившая с индийскими государями немало договоров, похожих на договор 1783 г. Но хотя в договорах этих и говорилось о «службе», какой раджи обязаны компании, преимущественно в виде военной помощи, но англичан занимала главным образом не эта помощь, а контроль над политикой раджей и устройство выгодных для компании комбинаций между туземными князьями. Поэтому мало-помалу вассальность заменялась чистым протекторатом, вообще же договоры компании с индийскими князьями представляют переходную ступень от настоящей вассальной зависимости к настоящему протекторату [108].

И отношение Грузии к России 1783–1801 г., не отличаясь тщательностью и законченностью юридической отделки, относится к «переходным» формам соединений да и в жизни имело переходное и весьма преходящее значение.

С приведенными оговорками можно его (т. е. это отношение) для удобства называть протекторатом и затем приступить к рассмотрению того, как Россия этот протекторат осуществляла.

Поздней осенью 1783 г. прибыли в Тифлис вслед за ратификацией и инвеститурными знаками два российских батальона. Очевидно, такое количество войска признавалось достаточным для гарантии целости грузинской территории и будущих приобретений (т. е. тех «земель грузинской короны», которые надо было еще отобрать у мусульман) [109].

А летом 1787 г. полковник Бурнашев во время похода грузин и русских батальонов под Ганджу получает повеление оставить Закавказье; несмотря на усиленные просьбы царя, несмотря на то что приходилось не довести до конца удачно начатый поход, Бурнашев, исполняя приказание, марширует обратно и возвращается с русским отрядом на «линию». Почему же такое, по-видимому, пагубное для Грузии решение?

Как это ни странно, но одним из главнейших мотивов отозвания войск из Грузии было то соображение, «что царю Ираклию удобнее будет обезопасить себя через возобновление прежних своих союзов, разрушившихся единственно пребыванием в земле его российских войск».

Необходимо пояснить, что 7 сентября того же 1787 г. объявлен был манифест о войне с Турцией (это вторая турецкая война). Правительство русское не думало на этот раз учинять против Турции «диверсию» со стороны Грузии, и поэтому русские батальоны не должны были там оставаться. На первый взгляд может казаться непонятным, почему покидают русские батальоны Грузию перед самой русско-турецкой войной, когда (казалось бы, по смыслу и букве трактата) неприятели России — суть неприятели Грузии и обратно; и особенно когда незадолго до того Грузия выдержала разрушительное и крайне опасное вторжение предприимчивого Омар-хана Аварского, с которым не умели справиться соединенные русско-грузинские силы. Этого Омар-хана вдохновляла всячески Порта через ахалцихского пашу, как вообще она травила всех и вся на Грузию после трактата 1783 г., чувствуя, кто стоит за спиной Грузии и что разумеется под возвратом старых грузинских земель [110].

И, однако, как это ни парадоксально, но отозвание русских войск имело благоприятное последствие для Грузии. Она на некоторое время вздохнула свободнее.

В чем же дело? Просто в том, что присланных Россией войск и применявшихся ею средств протектората не было достаточно для того, чтобы обезопасить Грузию и дать ей покой, но было совершенно достаточно для того, и только для того, чтобы взбудоражить все осиные гнезда вокруг Грузии, всех пашей, ханов, весь Дагестан [111].

Неудивительно, что, раз не сочли нужным оказать помощь и протекцию в полной мере, так уж заблагорассудили увести войска и предоставили на усмотрение Ираклия «обезопасить себя через возобновление прежних своих союзов (т. е. с пашами и ханами), разрушившихся единственно пребыванием в стране его российских войск».

Но это зрелище сюзерена, взявшего на себя заботу о внешней безопасности вассала и предлагающего стране, находящейся под его протекторатом, выпутываться самостоятельной дипломатией [112]из затруднений, к которым привел этот протекторат, это зрелище разительное, чрезвычайное!

Когда в 1783 г. заключали трактат с Ираклием и дружественный русский отряд вторично проник в долины Грузии мрачным Дариалом, имелась в виду не одна охрана страны, отдавшейся в покровительство России, но нечто большее. Грузия должна была быть лишь одним из аванпостов — и правым флангом наступательного движения в Персию.

Мы видели, каковы были замыслы России после смерти Керим-хана. Несмотря на неудачу графа Войновича, план Потемкина не только не захирел, но, напротив, расцвел еще больше.

После принятия в подданство Грузии стал искать того же один из сильнейших владетелей Дагестана, шамхал Тарковский. Еще до заключения трактата 1783 г. обращались к кн. Потемкину с просьбой о покровительстве и помощи армянские медики, утесняемые Ибрагим-ханом Карабагским.

При таких условиях зародилась мысль о принятии в протекцию России Карабага и Карадага, об одновременном наступлении с двух сторон — из Кизляра через Дербент на юг — и из Грузии. Тогда же шли приготовления в Астрахани (думали, конечно, действовать и с моря), и экспедицию предполагали предпринять летом 1784 г. (чтобы раньше покончить с делами Кубани и Крыма). Но дипломатия Турции в Азербайджане оказалась успешнее русской: Порте удалось перетянуть на свою сторону ханов Карабагского и Хойского, склонявшихся уже было к подданству России.

Вслед затем всякие решительные действия были приостановлены, так как мелькнула возможность бескровного приобретения многих земель.

Уже было сказано, что Али-Мурат-хан, племянник Керим-хана, был в это время сильнейшим из персидских претендентов. Желая стать настоящим, признанным шахом и считая, что никто, кроме России, не может закрепить за ним престол Сефевидов, он вошел в сношения с кавказской «Линией» и предложил за удовлетворение его просьбы более чем щедрое вознаграждение; помимо торговых привилегий, он отдавал России все ее старые завоевания на берегах Каспия [113], сверх того, области Карадагскую, Карабагскую, Нахичеванскую и Эриванскую — т. е. более того, чем мы теперь владеем.