Зураб Авалов - Присоединение Грузии к России

Преимущественное значение имеют именно те статьи трактата, которые определяют, что может требовать Россия от Грузии (и, значит, к чему последняя обязана) и что Грузия вправе ожидать от России (что, следовательно, последняя обязана дать ей).

В этом соответствии взаимных прав и обязанностей и проявляется договорный характер связи между Грузией и Россией по трактату 1783 г., хотя по характеру своему это и есть так называемый foedus non aequum, т. е. неравный союз. Но последнее обозначение свидетельствует лишь о политических условиях, поведших к заключению договора, и о соотношении могущества сторон, само же договорное начало и правовая природа договора нимало от этого не страдают.

Отныне грузинские цари, вступая по наследственному династическому праву на престол Карталинии и Кахетии, тотчас же извещают об этом русское правительство и испрашивают через посланников своих Высочайшее «подтверждение» на царство с инвеститурой. При получении инвеститурных знаков [101]царь в присутствии российского резидента приносит «присягу на верность и усердие к Российской Империи и на признание верховной власти и покровительство Всероссийских императоров».

Какое значение имеет в данном случае императорская инвеститура? Равносильна ли она султанскому фирману, который de jure необходим при восшествии на престол египетских хедивов и князей болгарских?

Или возьмем пример более близкий. Цари-мусульмане получали власть над Грузией на основании шахских указов; присылались и подарки, имевшие значение инвеститурных знаков. С точки зрения грузинской — национальной и христианской — Багратиды имели власть «Божьей милостью». Но с точки зрения персидской, а также грузин ренегатов вступление на престол обусловливалось в таких случаях шахским фирманом. Поэтому они были царями «милостью счастливого шаха» [102].

Какое же значение имела инвеститура русских императоров по трактату 1783 г.? Она ничего не имела общего с инвеститурой шахской. Цари «вступают наследственно на царство их», а затем немедленно озабочиваются испрошением императорской инвеституры. Последней обусловливается не власть царя в Грузии, а лишь право на «преимущества и выгоды», даруемые царям Карталинии и Кахетии разбираемым трактатом.

Таким же условием является и присяга, приносимая царем. Иначе говоря, царь восходит на престол и приводит к присяге своих подданных независимо от инвеституры, но претендовать на помощь и покровительство России он может лишь после получения инвеституры и принесения присяги по форме, установленной трактатом.

Какие же обязанности вытекают для царя из признания над собой верховенства Империи?

Прежде всего — и в этом заключается ограничение полновластия Ираклия — он отказывается от свободы внешних сношений, которые отныне могут совершаться только по предварительному соглашению с пограничным начальством и с резидентом.

Далее, Ираклий обязуется способствовать пользе Империи при всяком требовании. Но это общее постановление артикул 1 получает ближайшее разъяснение в артикуле 7, по которому царь обещает «быть всегда готовым на службу Е. В. с войсками своими».

Что же обещано царям за признание верховенства, отказ от самостоятельной внешней политики и готовность «служить»? Гарантия и полная неприкосновенность территории; обеспечение и в будущем престола за династией Багратионов; невмешательство в сферу внутреннего управления Грузии. Затем, как прямое последствие отказа от внешних сношений и тесного единения Грузии с Империей, статьей 6 установляется, что мир с Портой Оттоманской, или Персией, или иной державой, заключаемый Россией, распространяется и на Грузию. Но артикул этот надо понимать шире — из всего трактата ясно, что в международных делах владения Ираклия будут считаться входящими в состав Империи. Конечно, главное значение имели отношения Грузии к Турции и Персии; в 1783 г. Россия взялась быть для Грузии стеной и оплотом против мусульман.

Таковы обязательства сторон по трактату 1783 г.; таковы его существенные черты, более подробного рассмотрения трактат этот не заслуживает, так как в самых главных своих частях оказался сочетанием слов и желаний, не увидевших своего осуществления. Скажем лишь, что все прочие многочисленные определения трактата естественно вытекают из взаимной связи и близости, какая создавалась между Империей и Грузией трактатом 1783 г. [103]

Спрашивается теперь, к какому типу общения государств относится «дружественный союз», созданный этим трактатом? Была ли Грузия (от 1783–1801 гг.) в вассальной зависимости от России или находилась под ее протекторатом? Ни то ни другое или, лучше, одновременно и то и другое. Можно подумать, что это как раз отношение вассальной зависимости, потому что Ираклий ради своего подданства России обещает не становиться в вассальную зависимость ни от кого другого.

Конечно, говоря вообще, Ираклий был вассалом России, купившим у нее ценой обязанности «служить» полную гарантию своих владений и престола. Но зависимость Грузии не была вассальной в точном и специальном смысле слова. Грузия была после 1783 г. государством несуверенным, зависящим от другого, но она стала несуверенным государством путем добровольного отречения от некоторых своих прав, путем договорного самоограничения, а не является созданием государства-сюзерена, сообщающего односторонней волей своей свойства несуверенного государства провинции или завоеванной стране. Только в последнем случае, когда зависимая политическая единица является креатурой сюзерена (с юридической точки зрения), можно говорить о вассаль-ности [104]. Пример: вассальные государства, входящие (de jure) в состав Оттоманской империи, они созданы султанскими фирманами. Более старым и типичным примером может служить обычный в Средние века акт предоставления сюзереном кому-нибудь ленного владения со всеми относящимися сюда правами и властью под условием вассальной службы.

Очевидно, что в этом смысле Грузия не была вассалом России. Но в договорном отношении, созданном трактатом 1783 г., нельзя видеть и протектората в современном смысле слова, так как «служба» сюзерену, играющая видную роль в грузино-русском договоре, для протектората никакого значения не имеет [105]. Общего же у Грузии с государствами, находящимся под протекторатом, то, что все они были государствами до и независимо от установления позднейшей зависимости.

Итак, разбираемый случай не подходит ни под понятие вассальности, ни под понятие протектората в строгом смысле и подходит одинаково и под одно, и под другое, если разуметь их более обще.

Названные понятия созданы юридической догматикой, имеющей дело с определенным кругом фактов. Поэтому они и не имеют общего значения [106].