Александр Зимин - Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)

Радищев осуждал политику Ивана Грозного по отношению к Новгороду, рассматривая ее как проявление деспотизма в борьбе с новгородским народоправством [26] А. Н. Радищев, Полное собрание сочинений, т. I, М.—Л., 1938, стр. 263. . «Неистовым тираном» называет Ивана Грозного К. Ф. Рылеев [27] К. Ф. Рылеев, Полное собрание сочинений, М.—Л., 1934, стр. 154–155. , осуждают его деятельность М. С. Лунин [28] «Декабрист М. С. Лунин. Сочинения и письма», Пб., 1923, стр. 80. и М. А. Бестужев [29] «Воспоминания Бестужевых», М.—Л., 1951, стр. 114. . Движимые чувством глубокой любви к русскому народу и ненавистью к угнетателям, декабристы гневно говорили об ужасах «неограниченного самодержавия» [30] «Из писем и показаний декабристов», СПб., 1906, стр. 67; Я. М. Муравьеву Мысли об «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина («Литературное наследство», т. LIX, М., 1954, стр. 585). , а не только осуждали его «излишества».

Вместе с тем в делах и днях Ивана IV, этого «зверского, но умного властителя», Радищев усматривал и положительные черты, к которым он относил присоединение Казани и Астрахани, преодоление боярских усобиц, наведение порядка в суде и в воинских делах. Благодаря всему этому Иван «положил основание того величества, которого Россия достигла» [31] А. Н. Радищев Указ. соч., т. III, М.—Л., 1952, стр. 41. . А. О. Корнилович писал, что «Иоанн Грозный прилагал более стараний, нежели все его предшественники, к образованию народа»; он набирал за границей зодчих, оружейников, содействовал развитию медицины, создал в 1553 г. типографию и т. п. [32] Л. О. Корнилович, Сочинения и письма, М.—Л., 1957, стр. 135–136; ср. «Рассказы и повести старого моряка Николая Бестужева», М., 1860, стр. 177. Н. А. Бестужев признавал большое Значение для России завоевания Казани и Астрахани, а Н. М. Муравьев отметил, что Иван IV созвал первые земские соборы, дав им право решать вопросы о войне и мире [33] См. С. С. Волк, указ. соч., стр. 388. .

В 40-е годы XIX в. стало складываться буржуазно-либеральное так называемое государственное направление в русской историографии, к которому принадлежали К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин и частично С. М. Соловьев. Стремясь рассмотреть исторический процесс как явление закономерное, Кавелин (1818–1885 гг.) и Соловьев (1820–1879 гг.) считали, что в XVI в. происходила борьба государственного начала с родовым, окончившаяся победой первого из этих начал во время правления Ивана Грозного [34] С. М. Соловьев, История отношений между русскими князьями Рюрикова дома, М., 1847, стр. 596–599; К. Д. Кавелин, Собрание сочинений, т. I, Монографии по русской истории, СПб., 1897, стб. 45 и след. . Поэтому и столкновение царя Ивана с боярством являлось не проявлением личной тирании грозного правителя, а закономерным результатом возвышения «служилого сословия» [35] С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. 2, т. VI–X, изд. 2-е, СПб., изд. «Общественная польза», стб. 377. .

Правда, отказ от карамзинской концепции исторического процесса был делом трудным, поэтому в «Истории России» Соловьева легко обнаруживаются следы психологического объяснения поступков Ивана IV. По мнению Соловьева, в 1547 г. под влиянием боярских свар, во время которых интересы государственные жертвовались во имя личных, после инспирированного боярами выступления «черни» в молодом Иване происходит «нравственный переворот»: он решил «покончить окончательно с князьями и боярами, искать опоры в лицах другого происхождения» [36] С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. 2, т. VI–X, изд. 2-е, СПб., изд. «Общественная польза», стб. стб. 44, 47. . Окончательно порвал Иван с прошлым только в 1550 г., когда наступил конец боярского правления. Соловьева, как и дворянских историков XVIII — первой половины XIX в., интересуют по преимуществу вопросы политической борьбы и внешних сношений. Недаром «дела внутренние» он отделил от истории Ивана IV, поместив их отдельно от прагматической истории XVI в. Говоря о падении Адашева и Сильвестра, Соловьев в отличие от Карамзина центр тяжести переносил со смерти Анастасии (1560 г.) на боярский мятеж 1553 г.: во время болезни царя, по его мнению, выяснилось, что Адашев и Сильвестр не оправдали надежд Ивана IV, что предрешило их падение [37] С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. 2, т. VI–X, изд. 2-е, СПб., изд. «Общественная польза», стб. 141. .

Общая схема истории XVI в., данная Соловьевым, представляла собою значительный шаг вперед по сравнению с дворянской исторической мыслью, но она все же оказалась недостаточно связанной с конкретным изложением событий.

После выхода в свет VI тома «Истории России» Соловьева, в котором давалась характеристика истории России XVI в., в 1856 г. выступил с рецензией на этот труд идеолог славянофильства К. С. Аксаков (1817–1860 гг.). В силу своей идеалистической концепции Аксаков представлял историю России как некое единение царской власти и народа: «Правительству — сила власти, Земле — сила мнения» — таково было соотношение основных моментов и в русской истории середины XVI в., когда «при первом русском царе созван был первый Земский собор» [38] К. С. Аксаков, Сочинения исторические, т. I, М., 1880, стр. 147, 148. . Понятно, что при таком подходе не оставалось места ни для классовой, ни для политической борьбы в истории России XVI в. «Бояре, — писал Аксаков, — противупоставляли Иоанну одно терпение» и вообще «ничему не противодействовали» [39] К. С. Аксаков, Сочинения исторические, т. I, М., 1880, стр. 135–136. . Борьба с ними была порождена лишь «художественной натурой» Грозного.

При всей надуманности исторической схемы Аксакова в его критике Соловьева был один момент, который заслуживал внимания. Это — упрек в невнимании Соловьева к истории народа, ко внутренним процессам, происходившим в XVI в. в русском обществе. Аксаков верно подметил слабость «государственного направления», сводившего исторический процесс к изложению событий политической истории. Капитальный труд другого славянофильского историка, И. Д. Беляева (1810–1873 гг.), о крестьянах на Руси [40] И. Д. Беляев, Крестьяне на Руси. Исследование о постепенном изменении значения крестьян в русском обществе, М., 1860. в какой-то мере заполнял имевшийся в историографии существенный пробел по истории основного производящего класса XVI в.

Историки официального направления в XIX в. при освещении событий середины XVI в. продолжали карамзинскую традицию. Это относится прежде всего к М. П. Погодину (1800–1875 гг.), неоднократно писавшему о деятельности Ивана IV. По его словам, Иван Грозный «никогда не был велик». Государственные преобразования 50-х годов XVI в. были проведены не им, а Адашевым и Сильвестром, которые руководствовались «чувством любви к отечеству» [41] М. П. Погодин, Историко-критические отрывки, М., 1846, стр. 228, 247, 266. О развитии взглядов М. П. Погодина на время Ивана Грозного см. И. У. Будовниц, Иван Грозный в русской исторической литературе, стр. 284–286. «Причудливость нравов» в деятельности Ивана Грозного видел Н. Г. Устрялов (1805–1870 гг.) [42] Позднее карамзинскую трактовку событий времени Ивана IV повторил историк-монархист Д. И. Иловайский (1832–1920 гг.), прославлявший «добродетели» царицы Анастасии Романовой и «благотворное влияние» Адашева и Сильвестра на царя-тирана. По его словам, краткая, но блестя-щая эпоха «Иоаннова царствования» (1547–1560 гг.) сменилась кощунственной и бессмысленной опричниной (Д. Иловайский, История России, т. III, М., 1890, стр. 171, 174, 181, 245, 250). .