Александр Зимин - В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

В литературе давно высказана мысль, что убийство Дмитрия было выгодно Годунову. В самом деле, к 1591 г. у царя Федора наследников престола не было. В случае его смерти законным царем становился Дмитрий, а правителями — его родичи Нагие. Тогда «лорду-протектору» (так называли англичане Бориса), повинному в опале Нагих, грозила бы в лучшем случае немилость, а в худшем — смерть. Поэтому, казалось бы, Борис должен был желать смерти Дмитрию, ибо она открывала дорогу к престолу жене Федора Ирине, а как показали дальнейшие события, и самому Годунову. Не случайно О. А. Яковлева пишет, что в 1591 г. Борис мог полагать, что детей у Ирины не будет, а потому считать убийство Дмитрия «целесообразной мерой для пресечения династии Рюриковичей и посягательства на московский престол» [591] Яковлева. Возвышение, с. 276. .

Сходные мысли приходили в голову еще современникам событий в Угличе. Побывавший в России в 1589 г. англичанин Флетчер писал, что жизнь Дмитрия находилась «в опасности от покушений тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае бездетной смерти царя». Намек на Бориса совершенно определенный. Горсей после посещения России в 1586 г. сообщал, что «был раскрыт заговор с целью отравить и убрать молодого царевича… Дмитрия, его мать и всех их родственников, приверженцев и друзей, содержавшихся под строгим присмотром в отдаленном городе Угличе» [592] Флетчер, с. 21; Севастьянова, с. 120. . Насколько этот слух соответствовал действительности, сказать трудно. Но современники понимали опасность, грозившую Дмитрию со стороны Бориса.

Иногда этой цепи умозаключений противопоставляют другую — Дмитрий был сыном Грозного от неканонического, седьмого по счету брака, а потому не имел права на престол. Какой же смысл был в его убийстве? К тому же у Федора в 1592 г. родилась дочь Феодосия. Следовательно, надежды на продолжение его рода сохранялись. Нужно ли было Годунову рисковать? Рассуждения, конечно, чисто умозрительные. Ведь в истории имелись тысячи случаев, когда королевские отпрыски захватывали трон при гораздо менее благоприятных условиях, а претенденты на него еще и не так рисковали.

С. М. Каштанов обратил внимание на то, что вскоре после смерти Дмитрия в грамотах Федора (в частности, от 18 ноября 1591 г. и от 21 января 1592 г.) появилось необычное начало — наряду с царем упоминалась и царица: «Се яз царь и великий князь Федор Иоаннович всея Руси со своею царицею и великою княгинею Ириною..» «Не было ли это, — пишет С. М. Каштанов, — заблаговременным заявлением претензий новой династии? Не подтверждает ли этот факт причастность Годунова к гибели царевича?» На первый вопрос, по-видимому, следует дать такой ответ: возможно, Годунов предполагал таким образом укрепить положение Ирины как наследницы Федора, но если эта мысль у него и возникала, то во всяком случае в более раннее время. Ведь Ирина встречается уже в грамотах 1587 г. На второй же вопрос ответ может быть отрицательным, ибо стремление Бориса обеспечить переход власти к Ирине после смерти Федора еще не означало, что Годунов являлся организатором убийства в Угличе [593] ГБЛ, Архив Троице-Сергиевой лавры (ф. 303), кн. 527, № 386; Каштанов С. М. Дипломатика как специальная историческая дисциплина. — ВИ, 1965, № 1, с. 44; АИ, т. 1, № 219 (25 декабря 1587 г.); ААЭ, т. 1, № 311 (9 сентября 1588 г.); ДАИ, т. I, № 143. В крестоцеловальной записи 11 февраля 1590 г. также упомянуты Федор и Ирина (Судебники XV–XVI вв. М.; Л., 1952, с. 443). .

Р. Г. Скрынников, отмечая критическое положение правительства Годунова в мае 1591 г., когда ожидали набега крымского хана Казы-Гирея, считает, что в этой обстановке смерть Дмитрия «была выгодна не столько Борису, сколько его врагам, которые действительно предприняли попытку свергнуть правителя». В связи с этим исследователь делает вывод, что инициатором авантюры, направленной против Годунова, были Нагие, а центром интриг — Ярославль. Зная о положении в Москве, они рассчитывали поднять «столичное посадское население» [594] Скрынников. Борис, с. 190, 191. . Сюда привязаны обстоятельства, касающиеся пожаров в столице.

24 мая 1591 г., когда в Угличе еще работала Следственная комиссия, в Москве произошли сильные пожары. Выгорел весь Белый город — Занеглименье с Арбатом, Никитской и Петровкой. По Горсею, сгорело 12 тыс. домов. Спустя некоторое время сгорела Покровка. Распространились слухи, что Москву поджег Борис. Арсений Елассонский писал, что пожар произошел «при содействии Бориса, как говорили многие». Позднее С. И. Шаховской считал, что Борис послал своих людей и «повеле им многия славныя домы в царствующем граде запалити, дабы люди о своих напастех попечение имели». Этим он добился, что «престаша мирное волнение о царевичеве убиении» [595] Севастьянова, с. 123; ПСРЛ, т. 14, с. 46–47; Сказание Палицына, с. 102; Дмитриевский, с. 93; РИБ, т. 13, стлб. 565. Дату пожаров установил И. А. Голубцов (Голубцов, с. 71). .

Сходно рассказывают о пожаре и иные лица. По Ж. Маржерету, Борис «приказал поджечь ночью главные купеческие дома и лавки и в разных местах на окраинах, чтобы наделать им хлопот до тех пор, пока волнение немного пройдет и умы успокоятся». К. Буссов прямо утверждал, что «правитель подкупил нескольких поджигателей, которые подожгли главный город Москву во многих местах»; сгорело несколько тысяч дворов по берегам Неглинной; это он сделал для того, чтобы «каждый больше скорбел о собственном несчастье, нежели о смерти царевича». И. Масса писал, что «Борис приказывал поджигать Москву в разных местах, и так три или четыре раза, и каждый раз сгорало более 200 домов, и все поджигатели были подкуплены Борисом». Он сообщал также, будто Борис распространял слух о набеге татар, «так что повергли всю страну в такой страх, что народ… забыл о смерти или убиении Димитрия». В 1592 г. при переговорах с литовским посланником предписывалось категорически опровергать подобные слухи «про зажигальников». Дескать, слухи были, что «зажигали Годуновых люди», но это «нехто вор, бездельник затеев, сказывал напрасно, Годуновы бояре именитые, великие» [596] Маржерет, с. 151; Хроника Буссова, с. 41; Петрей, с. 171; Масса, с. 41; Анпилогов, с. 160. .

Борис был серьезно обеспокоен этими толками. В результате проведенного расследования (судя по царской грамоте от 28 мая 1591 г. на Чусовую) «зажигальники» Левка Банщик «с товарищи» всю вину старались переложить на Нагих и говорили, что «присылал к ним Офонасей Нагой людей своих Иванка Михайлова с товарищи, а велел им накупать многих зажигальников, а зажигати им велел Московский посад во многих местех; и оне по Офонасьеву Нагова веленью… зажгли на Москве посад… И на Чюсовую деи да и по иным по многим городом Офонасей Нагой разослал людей своих, а велел им зажигальников накупать городы и посады зажигать» [597] Голубцов, с. 70. .