Ларри Вульф - Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В 1700 году Карл XII переправился через Балтику и, разбив Петра под Нарвой, начал «Великую Северную войну» самым благоприятным для Швеции образом. Этой войне суждено было продолжаться двадцать лет и закончиться Ништадтским мирным договором, по которому Швеция уступила России Ливонию, Эстонию и Ингрию, то есть юго-восточное побережье Балтики от Риги до Санкт-Петербурга. Подобный исход Северной войны, отступление Швеции в Скандинавию и Финляндию, подорвал саму концепцию «Севера» как геополитического образования, впервые четко отделив Швецию от России и Польши. Однако на протяжении двух десятилетий сама география военных действий, раскиданные повсюду места сражений сделали «северность» Великой Северной войны еще более проблематичной, поощряя концептуальную перетасовку Европы. На карте Сансона, напечатанной в 1702 году в Амстердаме, был изображен «Театр войны между Северными коронами». Слово «Украина» было нанесено у самого края карты, показывая, что она находится за этим краем и вне театра военных действий. Тем не менее именно на Украине, под Полтавой, произошло в 1709 году самое знаменитое и самое важное сражение той войны. Когда на следующий год турки вступили в войну с Петром, он атаковал их в Молдавии, потерпел поражение на реке Прут и в 1713 году был вынужден уступить им совершенно не северный Азов. Если в 1702 году кто-то собирался следить за ходом этой войны по карте «Севера», то еще задолго до ее окончания ему понадобилась бы карта более низких широт. В 1708 году в Лондоне Герман Молл издал вполне отвечавшую такой задаче «Карту Московии, Польши, Малой Татарии и Черного моря» [394] Anderson. P. 62. . Подобное сочетание различных земель не вполне соответствовало географической традиции, но амбиции Петра и Карла и ход Северной войны, которую они вели между собой, сделали такую карту и необходимой, и возможной.

Когда в 1731 году Вольтер писал своего «Карла XII», он, по сути дела, переложил эту карту в прозе. Описывая события со шведской точки зрения, он лишь подчеркнул географическую противоречивость привычных терминов «Север» и «Северная война». И действительно, в 1730 году в Стокгольме Страленберг издал на немецком книгу под названием «Das nord— und östliche theil von Europa und Asia», включавшую кроме прочего и новые сведения о Сибири. Нескладное название книги, с его «северными и восточными частями», зафиксировало тот момент, когда европейская ось симметрии еще находилась в процессе переориентации. У Страленберга была возможность изучить свой предмет, когда он служил под знаменами Карла XII, а затем находился в России в качестве военнопленного. Его восхищали «удивительные пути Провидения: хотя война обычно приносит упадок почти всем искусствам, тем не менее географической науке она часто приносит развитие и улучшение». Более того, ниспосланные Провидением успехи географии, открытие нецивилизованных стран и народов, немедленно наводили Страленберга на размышления о совершенстве собственной цивилизации:

Возможно, что не каждого читателя развлекут мои описания сих холодных и отчасти пустынных краев, где грубые манеры и невежество, как в религии, так и в мирских делах, преобладают невозбранно и лишают туземцев истинного пользования теми благословениями, которыми природа столь щедро и необычайно наделила некоторые из этих стран. Посему, когда мы сравниваем грубое и жалкое состояние этих народов с цивилизованными государствами Европы, где поддерживаются лучшие и разумнейшие нравы, где процветают науки и искусства, где у нас нет недостатка в средствах познать истинного Бога и Его служение, у нас появляются величайшие причины воздать хвалу Божественному Провидению, возрадоваться нашему счастливому состоянию и сожалеть об отверженности и слепоте этих народов [395] Strahlenberg. P. 5–6. .

Это противопоставление между краем цветущих наук и искусств и краем грубых нравов и слепого невежества ясно показывает, что для Страленберга в 1730 году, как и для Вольтера в 1731-м, географическое открытие Восточной Европы осмысливалось только через аксиомы западноевропейской цивилизации и просвещения.

Книга Страленберга была переведена на английский и в 1736 году вышла в Лондоне под названием «Историко-географическое описание северных и восточных частей Европы и Азии». Новая смысловая ориентация континента была, однако, отвергнута во французском переводе, и он вышел в 1757 году в Амстердаме под заглавием «Description historique de l’empire russien», как раз вовремя, чтобы Вольтер мог справляться с ним, работая над «Петром Великим» [396] Anderson. P. 85; Mohrenschildt. P. 187; Cox Edward Godfrey. A Reference Guide to the Literature of Travel. Vol. I. (Univ. of Washington Publications in Latin and Literature. Volume 9, November 1935; rpt. New tork: Greenwood Press, 1969). P. 194. . В конце концов новую формулировку пришлось признать и французам, и, стоя в 1787 году на поле Полтавской битвы, Сегюр размышлял о «судьбах севера и востока Европы». Украина, в конце концов, лежала на широте Франции, и путь из Парижа в Полтаву шел прямо на восток.

В 1703 году, в самом начале войны, Петр начал строить крепость в болотистом устье Невы, в Ингрии, только что отвоеванной им у шведов. Здесь, на Неве, на выходящем в Балтийское море Финском заливе построили верфь, а затем появился город, ставший новой столицей Петра, Санкт-Петербургом. Возведение города там, где раньше были только болота, стало частью петровской легенды, а в конце концов и метафорой построения цивилизации в России. В своем «Петре Великом» Вольтер утверждал, что в XVII веке в России «почти все еще только предстояло сделать», подчеркивая, что подвиг Петра состоял именно в «сотворении» [397] Lortholary Albert. Le Mirage russe en France au XVIII siècle. Paris: Boivin, 1951. P. 61. . Если Буду пришлось отстраивать заново, то Санкт-Петербург был сотворен из ничего. Петр, таким образом, буквально начертал новое имя, свое собственное, на карте Европы, и европейским географам пришлось внести эту точку в свои атласы.

Санкт-Петербург и Азов, с их верфями, выходящими каждая в свое море, отражали петровскую озабоченность поиском выходов к морю и развитием российской военной мощи. В то же время Санкт-Петербург и Азов были теснейшим образом связаны между собой как две противоположные оконечности новой географической оси. Прошли времена, когда старая Московия расползалась во все стороны из своей расположенной в центре столицы, Москвы. Петровская Россия простиралась от Балтики до Черного моря вдоль оси, которая при сравнении с другими европейскими государствами символизировала восточный характер России. Екатерина лишь зафиксировала эти оконечности, превратив Севастополь в свою военно-морскую базу на Черном море и пригласив туда из Санкт-Петербурга гостей, чтобы полюбоваться линейным кораблем «Слава Екатерины». На протяжении XVIII века эта новая ось оставалась культурно дезориентирующей. Путешествуя из Москвы в Санкт-Петербург, Кокс ощущал, что он приближается «к цивилизованным частям Европы», в то время как Сегюр, плывя вниз по Днепру, на юг, в Крым, явно считал, что движется на Восток. Такое смешение севера и юга, востока и запада означало, что, вне зависимости от показаний компаса, Восточная Европа в XVIII столетии неизбежно помещалась где-то в промежутке между Европой и Азией.