Мамед Ордубади - Тавриз туманный

Возведенные в свое время на улицах укрепления и баррикады были снесены. На местах их расположения были расставлены караульные посты. По улицам проведены полевые телефоны. Там, где еще недавно шагали вооруженные революционные войска, сегодня прогуливались конные и пешие казаки.

Мешади-Кязим-ага, ожидавший нас со вчерашнего дня и не знавший о нашей вынужденной задержке в Маранде, сильно беспокоился о нас. Он любезно принял нас и отвел нам маленький особняк из трех комнат с отдельной кухней и садиком.

Старый садовник Гусейн-Али-ами был приставлен к нам для разных услуг. Первым делом я вручил ему адрес Тахмины-ханум и попросил привести ее ко мне. Несмотря на уже наступившую темноту, старик с готовностью отправился исполнять мое поручение.

Не успела старуха Гусейн-Али-ами - Сария-хала подать на стол самовар, как в дверь постучались, и в комнату вошли Тахмина-ханум с Гасан-агой. Женщина устремила на меня взгляд своих задумчивых глаз, окруженных морщинами.

Несмотря на перемену внешности, она сразу узнала меня. Обняла, поцеловала и расплакалась.

Мы обнялись и расцеловались и с Гасан-агой. Познакомив пришедших с Алекбером, я принялся расспрашивать Тахмину-ханум о ее житье-бытье и о Нине.

- Я переехала к Нине, и мы живем вместе, - ответила она.

- А как чувствует себя маленький Меджид?

- Он очень мучает Нину расспросами о тебе, а Нина все свободное время отдает ему. Если бы не ребенок, она сошла бы с ума. Она занимается с ним целый день. Я до сих пор не могла выучить и двух слов, а Меджид, чтобы не сглазить, щебечет по-русски, как соловей. И девушка научилась говорить по-нашему.

- Ходит Нина на работу?

- Ходит, но несколько дней она серьезно болела.

- Чем?

- Не знаю. Она не говорила. И ты ей ничего не писал. Она очень беспокоилась. Уж не знаю, куда только она ни собиралась ехать, чтобы разыскать тебя. Ее останавливал только Меджид.

- А как вы уживаетесь с хозяином дома Минасяном?

- Он относится к девушке с еще большим уважением, чем прежде, и не хочет брать квартирную плату.

- Прекрасно. Не бойся, мать, все поправится. Я опять останусь в Тавризе, и мы заживем все вместе. А пока налей-ка чаю, и сама попей, и нас угости, - весело сказал я и обратился к Гасан-аге:

- Ну, рассказывай, брат, как твои дела?

- Дела неважные...

- Почему?

- Бывших доборовольцев революции на работу не принимают, да и сам я боюсь искать ее.

- Не беда, работу найдем. У нас есть средства, и мы не будем нуждаться. Ну, ладно, а как ваш кружок?

- Кружок работает.

- Занятия продолжаются?

- Да, время от времени мы собираемся.

- Все члены налицо?

- Прибавилось еще восемь новых.

- Кто они такие?

- Рабочие с ковроткацких фабрик.

- Помогает вам Нина?

- Помогает и не боится. Она умеет работать. Раз, под предлогом осмотра, она явилась прямо на фабрику.

- А что поделывает мой дорогой друг Тутунчи-оглы?

- Он уезжал из Тавриза. Случайно и он приехал сегодня. Все разъехались в разные стороны.

- Ну, а как Саттар-хан, Багир-хан, Гусейн Багбан?

- Они скрывались в турецком консульстве. Когда же Тегеран был взят сторонниками конституции, они отправились по домам.

- Какое впечатление произвело здесь взятие Тегерана?

- Здесь существуют самые разнообразные течения. Лиц, желающих признать Тегеран, не много. Даже сам Саттар-хан против признания Тегерана.

- А как обращаются русские с населением?

- Ну, как? Остановят на улице амбала и гогочут: "Саттар-хан! Саттар-хан!.." Хотят перепланировать город. Есть проект об изъятии оружия. Всех кавказцев вызывали и подвергли допросу. А Мирза-Алекбера и Гаджи-Алескера Карабахского арестовали. В Тавризе начата перепись населения.

Беседа наша затянулась. Мы оставляли Тахмину-ханум и Гасан-агу к ужину, но они отказались, говоря, что сегодня у Нины были гости, и они настолько сытно пообедали, что есть не хотят.

- А по какому случаю было угощение? - спросил я с удивлением.

- Сегодня день рождения Меджида, - ответила Тахмина-ханум.

Раздумывая над привязанностью Нины к этому круглому сироте, к ребенку тавризского революционера, я чувствовал, как растет мое чувство к Нине.

Я дал Тахмине-ханум несколько поручений к Нине, прося ждать меня завтра к трем часам в доме Тахмины-ханум.

Они ушли.

"Да, действительно, умы возбуждены!" - говорил я в раздумье самому себе.

Мы подошли к окну. Комната была обставлена довольно нарядно. В ней можно было ощутить всю красоту и благоухание тавризской ночи. Сад утопал в цветах и зелени. Тут же росли фруктовые деревья, посреди сада был бассейн с фонтаном.

Плававшие в бассейне белые лебеди, словно завернутые в белые покрывала девушки, выйдя из воды, отряхивали у края бассейна свои крылья. Водяные брызги, слетая с них, падали на растущие вокруг бассейна кусты алых роз. Когда, склонив, подобно гаремным затворницам, головки, лебеди плавно удалились, мы сели за ужин.

Как бы ни было ясно тавризское небо, оно было мрачно и туманно. Этот только что вышедший из революционных бурь город попал в лапы огромного чудовища. Жизнь стала еще более загадочной и туманной. Приходилось задумываться и над новым положением Саттар-хана, и над тем, какую он займет позицию.

Думал я и о том, не отравился ли он, находясь в турецком консульстве, ядом турецко-германской политики. В моей голове возникали самые различные предположения.

Во всяком случае приходилось опасаться за Саттар-хана; его легко могли заразить вредными идеями, так как этот герой-революционер был политически неграмотен и мог подпасть под тлетворное влияние хитрых дипломатов,

Вот почему я торопился поскорее встретиться с ним.

Мы были одни. Сария-хала ушла к себе, а Гусейн-Али-ами поливал цветы. Ночь была полна сладостной тишины и спокойствия. Кругом ни звука. Молчание ночи нарушало лишь бульканье воды в кальяне Алекбера; одолеваемый вечными заботами, он не выпускал трубки изо рта.

ПЕРВОЕ ЗАСЕДАНИЕ

Мысли в моей голове были так же спутаны и туманны, как положение страны, в которой мы находились. Это смятение и беспорядок, возникшие в моих чувствах, мешали изучению жизни и страны, с которой я давно расстался. Картина настоящей жизни менялась не по дням, а по часам. Здесь все изменилось. В покинутом мной Тавризе власть, образ правления и даже дело руководства революцией видоизменились.

И занявшие Тавриз отряды генерала Снарского, изменив свою тактику, проводили в городе "политику мира", предоставляя свободу действий засевшим при консульстве в бест революционным вождям.

Саттар-хан и остальные чувствовали себя вполне свободно и при помощи находящихся в их распоряжении вооруженных отрядов, продолжали борьбу с иранской контрреволюцией. Еще за несколько дней до прибытия в Тавриз я узнал о назначении Тегераном правителем Тавриза - Мухбириссалтане и отправке в Азербайджан войсковых частей под командой Ефрем-хана*.