Наум Синдаловский - Легенды петербургских садов и парков

Период музыкальной культуры России конца 1830-х — начала 1840-х годов, о котором идет речь, в обиходе получил название «Павловская музыка», а понятие «На музыку» стало идиомой, которой широко пользовались петербуржцы. Например, один из современников писал: «однажды вечером в Павловске н а м у з ы к е появился знаменитый бальзак». По-видимому, тогда понятия Павловский парк и Павловск дистанцировались друг от друга, и в сознании петербуржцев приобрели самоценность. Интересно проследить эволюцию понятия «Павловская музыка». Как отмечает исследователь этого периода музыкальной культуры Петербурга А.С. Розанов, сначала это была так называемая «садовая музыка» для развлечения скучающей и не очень профессиональной публики, и только потом стала «серьезной классической музыкой».

Железная дорога, рассекая парк на две неравные части, проходила вблизи построенного в самом начале XIX века Бренной (по проекту Камерона) Музыкального павильона. Первоначально павильон предназначался для проведения интимных музыкальных вечеров в узком кругу избранных. Почти сразу он стал центром музыкальной жизни Павловска и продолжил музыкальные традиции, ревностно поддерживаемые владелицей Павловска вдовствующей императрицей Марией Федоровной. В 1839 году здесь впервые исполнялся знаменитый «вальс-фантазия» М.И. Глинки, одно из самых романтических его произведений, которое он посвятил своей возлюбленной — Екатерине Керн, дочери знаменитой Анны Керн, воспетой в свое время Пушкиным. Мало кто помнит, что среди петербургских меломанов у этого произведения было еще два названия: «Меланхолический вальс», или «Павловский вальс».

Музыкальному павильону, как никакому другому, везло с названиями. Их переменилось много. Первоначально это было просто Зало, или Новое зало. Затем его стали именовать Круглым залом, или Музыкальным салоном. И это уже не говоря о французском варианте: Салон де музик (Salon de musique), оно и привело к появлению простого и доступного пониманию павловского обывателя топонимического курьеза. Круглый павильон стали называть: «Соленый мужик», по созвучию с французским Салон де музик.

Случайная, как казалось вначале, железнодорожная связь между Музыкальным павильоном и Курзалом неожиданно приобрела оттенок логической неизбежности и символической преемственности. Павловские музыкальные сезоны с большим или меньшим успехом и с разной степенью популярности продолжались вплоть до 1941 года.

Война для Павловского парка обернулась ужасом уничтожения. Бредовые идеи фашизма о создании «нового порядка» в равной степени относились к человеку, дереву, камню. Погибли в боях и от голода многие сотрудники Павловского дворца-музея. Как мы уже говорили, было уничтожено свыше 70 тысяч деревьев. Страшный ветер войны, развеяв прах сожженных Курзала и Розового павильона, метался в разграбленных и оскверненных помещениях Храма Дружбы, вольера и Музыкального павильона. Дворец, обезображенный духом гестапо и конюшен, лежал в развалинах.

Размеры катастрофы были столь велики, что в первые дни после освобождения ленинградских пригородов от немецко-фашистской оккупации человеческое сознание, потрясенное и растерянное, оказалось не в состоянии вместить в себя все ужасы увиденного, ни выработать какие-нибудь оценочные категории. Не находилось ни опыта, ни аналогий. Только постепенно, сначала смутно, затем все более отчетливо начала вырисовываться пугающая дилемма: либо зафиксировать путем консервации все разрушения архитектурных памятников, преподав тем самым будущим поколениям предметный антивоенный урок, но неизбежно утратив при этом одни из самых прекрасных звеньев общечеловеческой культуры, либо восстановить, возродить из руин и пепла, создать все заново, что в то время практически никому не представлялось возможным.

К счастью, победили представители второй, более радикальной точки зрения. Завораживал их оптимизм, их неколебимая уверенность в непреходящем значении утраченных памятников мировой культуры и почти мистическая вера во временность этой утраты. Уже в 1957 году тщательно восстановленные первые три зала Павловского дворца открыли для посетителей. А в 1970 году, когда реставрация всех основных дворцовых помещений практически завершилась, в Павловске восстановилась давняя традиция. В одном из лучших дворцовых залов — Греческом возобновились музыкальные вечера.

С незапамятных времен понятие «сад» в человеческом сознании ассоциируется с библейским раем — прекрасным жилищем, дарованным первому человеку Богом в Эдемском саду, находившемся, согласно ветхому Завету, в Месопотамии, местности, лежащей близ рек Тигра и Евфрата. Собственно «эдем» с персидского языка переводится как «приятность» или «сладость». А «рай» с того же персидского — это «богатство», «счастье». Так что не удивительно, что этимологию понятий «сад» и «рай» богословы единодушно выводят из одного общего древнейшего индоевропейского корня.

Отсюда множество других метафорических понятий и обычаев, связанных с общей для всей человеческой цивилизации историей садов и парков. Это и символическое дерево познания добра и зла, ставшее непременным элементом всякого первоначального садового устройства. В разных культурах оно могло быть лимонным, апельсиновым, яблоневым или каким-либо еще, но непременно плодоносящим, с таинственно манящими и соблазнительно прекрасными плодами. И обязательная садовая ограда, обозначающая границу, за пределы которой были изгнаны Адам и Ева, нарушившие заповедь Господню и совершившие грехопадение. Отсюда постоянное стремление украсить сад, сделать его лучше, облагородить, превратить в источник божественного наслаждения и неземного блаженства, в место духовного совершенства человека в общении с Природой, единения с ней. Отсюда отождествление сада с земным раем. И, наконец, тайная надежда заслужить райские кущи в иной, потусторонней жизни.

То же происхождение имеет утопическая мечта о цветущем городе-саде, владевшая многими поколениями далеко не худших представителей человеческого рода. Эта общечеловеческая мечта не минула и русских языковых просторов. Сады в допетровской Руси назывались вертоградами. Это сложное слово состоит из двух частей. Его первая половина этимологически восходит к вертепу, что в переводе со старославянского означает не только «пещеру», но и «сад». А вторая имеет общий корень и с понятием «огород», то есть «сад», и с понятием «град», то есть «город». Напомним, что основатель Северной столицы Петр I называл Петербург парадизом. Петр знал, что говорил. Просвещенному монарху было хорошо известно, что парадиз — это европеизированная форма древнеперсидского термина «паиридаэза», означающего место блаженства и успокоения духа, то есть рая.