Вера Бокова - Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

До 1880-х годов здесь существовали и притоны, и «нумера», и соответствующего пошиба трактиры с «кабинетами». Вечерами на Петровский, Рождественский и Цветной бульвары в изобилии высыпали пестро разряженные местные обитательницы — и живущие в борделе, и работающие от себя, то есть обычно на сутенера. Здесь же собирались потенциальные клиенты: от мужика-крестьянина и мастерового до приказчика, офицера, студента, именитого купца. Звучали смех и пьяные выкрики, из ярко освещенных окон в переулках вырывались то развеселое пиликанье скрипок и бренчание фортепьяно, то звон бьющихся зеркал и звуки скандала…

В заведениях продажной любви нередко прятались у подружек-марух все те же беглые каторжники-«жиганы». «Пошаливали» и в самих притонах: при случае подгулявшего клиента здесь могли опоить, подсыпав наркотик («посадив на малину»), оглушить, до нитки ограбить и бросить где-нибудь на улице, а порой и в буквальном смысле слова «спрятать концы в воду»: через люки на Цветном бульваре нетрудно было спустить бесчувственное или мертвое тело в Неглинку. Об этом рассказывал В. А. Гиляровский, а он знал, о чем говорил!

Проститутки подчинялись особым правилам. Занявшись этим ремеслом, они обязаны были сдавать свой паспорт в полицию и взамен него получали удостоверение — «желтый билет». (Почему и сами девицы именовались в просторечии «билетными».) В этом документе среди прочего имелось место для отметок о состоянии здоровья, поэтому раз в месяц каждая из московских проституток отправлялась в назначенный для этого Частный дом, где ее осматривал полицейский врач.

Известная революционерка Е. Брешко-Брешковская, сидевшая под арестом в Сущевской части, вспоминала, как плац перед домом «заполнялся дважды в неделю, когда у здания части в длинную очередь выстраивались проститутки, явившиеся на медицинское обследование. Среди них попадались и очень элегантные женщины, и не столь нарядные, а замыкали процессию толпы женщин в лохмотьях и даже просто полуголых. В конце очереди стоял городовой с шашкой. К дверям один за другими подкатывали экипажи, из них выходили молодые изысканно одетые женщины и шли в просторный кабинет врача» [281] Брешко-Брешковская Е. Первые ростки русской революции. М., 2005. С. 97. .

Проститутки высшего разбора, именуемые обычно «дамами полусвета», обслуживали наиболее состоятельную и высокопоставленную часть общества — аристократию и богатое купечество. Работали они «индивидуально», пользуясь посредничеством довольно многочисленных великосветских сводней.

В 1870-х годах в числе последних была известна, к примеру, некая «Мавра» — «здоровенная русская баба, обращавшаяся со своими посетителями запросто. Всего оригинальнее было то, — вспоминал современник, — что, занимаясь таким не душеспасительным делом, она в то же время была очень набожна и под праздник не пускала к себе посетителей» [282] Шатилов Н. Из недавнего прошлого // Голос минувшего. 1916. № 10. С. 57. . Особенно знаменита среди сводниц была одна, по имени Прасковья Федоровна. Она была недурна собой, не без образования — окончила в свое время гимназию, состояла на содержании у какого-то купца и пользовалась в своей профессии наилучшей репутацией. У нее на вечерах гости могли встретиться с молодыми особами, искавшими мужского знакомства. «У нее существовала известная такса, — вспоминал Н. Шатилов, — свыше которой она не брала, и знакомила <���она> своих посетителей только с женщинами, которых хорошо знала и за здоровье которых ручалась» [283] Там же. .

К концу века Драчевка во многом утратила свой разгульно-трущобный характер: уменьшилось и число нищих, и количество веселых заведений — центр московской проституции к этому времени все более заметно стал смещаться к Тверской в район Бронных и Палашевского переулка. На «Трубе» появились доходные дома, населенные более-менее приличной публикой, но и вплоть до начала XX столетия Цветной бульвар, особенно зимой, считался местом, где после полуночи небезопасно бывало возвращаться одному, да и в переулках Грачевки продолжали «пошаливать» и грабить одиноких прохожих.

На протяжении значительной части XIX столетия местом притяжения трущобной публики был уже описанный выше Толкучий рынок в «Городе». Здесь пьяница-«ярыга» мог «зашибить» несколько копеек и затем опохмелиться и поесть. Здесь в толпе постоянно «работали» карманники, попрошайки и жулики разного рода; сюда приносили сбывать краденое. Именно здесь, как говорили, нашли французскую пушку, украденную от кремлевского Арсенала зимой 1857 года (как видим, проблема похищения цветного металла и тогда была актуальна). Пушка была найдена в подвале одной из лавочек со следами ударов топором (воры сперва надеялись рассечь ее на части, чтобы потом переплавить куски). Дело это в свое время считалось одним из самых громких, как по сути похищения, так и по простоте и остроумию преступления. Воры подошли к Арсеналу среди бела дня, с салазками, на которые и свалили снятую с пьедестала пушку и сразу прикрыли ее рогожами. Часовой ничего не заметил. Проезжая через Троицкие ворота, на вопрос другого часового: «Что везете?» — похитители сказали: «Свиную тушу», и стража этим удовольствовалась. Проверять ничего не стали, и жулики успешно вывезли добычу из Кремля.

На Толкучке было одно из постоянных «рабочих мест» нищих, причем вплоть до начала 1850-х годов их местожительством был ничем не примечательный дом по соседству, на Варварке, принадлежавший Знаменскому монастырю. Здесь обитала та артель нищих, которая постоянно работала в «Городе» и на Толкучке.

Нищенство относилось к числу древнейших московских занятий. Трудились в нем профессионально и организованно. Как во всякой профессии, имелась своя специализация, свои профессиональные тонкости, свои наставники и ученики. Наиболее распространены в Москве были такие нищенские специальности, как «богомолы» и «могильщики», «работавшие» на церковных папертях и на кладбищах, а также «ерусалимцы» — мнимые странники, богомольцы, калики перехожие, ходившие в черных, похожих на монашеские, платьях. Они сообщали разные подробности о своих мнимых паломничествах по святым местам, торговали пузырьками с освященным маслом и «водой реки Иордан», коробочками со «святой землицей иорданской», «иерусалимскими» и «афонскими» образками, гвоздями и щепками Креста Господня и прочими фальшивыми реликвиями, собирали деньги на новое паломничество или на обетную свечу или просто выкликали нараспев просьбы о пожертвовании «на погорелое» или «на построение храмов». В этой специальности подвизались настоящие и мнимые монахи и монашенки, спившиеся с круга причетники, юродивые и блаженные.