Борис Соколов - Тайны финской войны

— За одного битого двух небитых дают: дороже, — поддержал Сталин Хрулева.

Думаю, этими же словами Иосиф Виссарионович оценивал и состояние Красной Армии после «зимней войны». Ничего, что финны наших побили, зато наши набрались опыта, впредь умнее будут и станут лучше драться с немцами.

Да вот только и в годы Великой Отечественной войны так и не удалось наладить нормальный учет численности личного состава и потерь Красной Армии. Считали еще хуже, чем в финскую войну.

Убитых не только плохо учитывали — их долго еще не могли похоронить. А. И. Запорожец рассказывал на том же совещании:

— У нас в 13–й армии долго продолжалось такое положение, когда убитых бойцов и командиров хоронили не очень хорошо — просто в штабеля складывали, и они лежали по два — три дня (благо — мороз! — Б. С .). Пришлось написать два приказа, чтобы это дело упорядочить.

— Это позор! — возмутился Сталин.

— Я слышал указания товарища Сталина, — моментально отреагировал Александр Иванович, — что командиров надо хоронить отдельно.

— Памятники им надо поставить, — патетически воскликнул Иосиф Виссарионович.

— А там (то есть в штабелях. — Б. С .) среди убитых были начальники штабов дивизий, командиры полков, — закончил Запорожец.

Так каково же все‑таки истинное число советских потерь в Великой Отечественной войне? Московский историк П. А. Аптекарь еще в 1991 году обнаружил в

Российском государственном военном архиве «Книги учета безвозвратных потерь Рабоче — Крестьянской Красной Армии в войне с белофиннами». Они представляют собой алфавитные списки погибших, умерших от ран и не вернувшихся из плена. Всего в этих списках, согласно подсчетам Аптекаря, 131 476 фамилий. (М. В. Филимошин в книге «Гриф секретности снят» по тем же самым спискам выводит другое число погибших — 126 875.) Однако и эти данные неполные. Сюда не вошли, например, расстрелянные перед строем командиры 18–й дивизии и 662–го полка. По свидетельству Аптекаря, в бытность его сотрудником РГВА, примерно 20–25 % запросов родственников людей, не вернувшихся с финской войны, оставалось без ответа, поскольку фамилии этих людей не удавалось найти в алфавитных списках потерь. Такой недоучет представляется вполне правдоподобным. Ведь и десять лет спустя было невозможно поименно установить каждого погибшего в войне с Финляндией. Данные о потерях многих частей и соединений в архивах вообще отсутствуют. Например, в РГВА нет данных по личному составу 13, 45 и 69–го отдельных лыжных батальонов. Если предположить, что примерно 22,5 % погибших не попали в составлявшиеся в 1949–1951 годах «Книги учета безвозвратных потерь», то действительное число убитых, умерших от ран и болезней, от несчастных случаев, покончивших с собой и расстрелянных по приговорам трибуналов в период советско — финской войны, можно оценить примерно в 170 тысяч человек. Это число уже довольно близко к финским данным — 200 тысяч погибших советских военнослужащих.

Соотношение безвозвратных потерь вооруженных сил Советского Союза и Финляндии представляет собой примерно 7,2:1. Вот таким примерно было и соотношение уровней военного искусства и боевой подготовки двух армий.

По месяцам финские потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести распределяются следующим образом: декабрь — 13 200, январь — 7700, февраль — 17 200 и март — 28 900. Величина потерь тут вполне соответствует интенсивности боевых действий. С учетом того, что в марте бои продолжались всего 12,5 дня, средний ежедневный уровень потерь в этом месяце был почти в 4 раза выше, чем в феврале, почти в 10 раз выше, чем в январе, и в 6 раз выше, чем в декабре.

Вот и Красная Армия наибольшие потери понесла в феврале и марте 1940 года. По данным Е. И. Смирнова, 26 % всех санитарных потерь 7–й армии пришлось на декабрь 1939–го, 9,4 % — на период с 1 января по 10 февраля и 64,6 % — на время с 11 февраля по 13 марта 1940 года. Согласно итоговым донесениям войск общие потери убитыми, ранеными, больными и пропавшими без вести за 105 дней войны составили 333 084 человека (как мы покажем ниже, они значительно занижены, главным образом за счет безвозвратных потерь). Из этого числа с 30 ноября по конец декабря 1939 года советские войска потеряли 69 986 бойцов и командиров, или в среднем в день —2187.

Потери 15–й армии, образованной 12 февраля 1940 года, до конца войны составили 49 787 человек.

Северо — Западный фронт, образованный 7 января 1940 года в составе 7–й и 13–й армий, потерял 190 116 военнослужащих.

14–я армия, сражавшаяся на Крайнем Севере, потеряла, главным образом в декабре 1939–го, всего лишь 299 человек.

Потери 8–й и 9–й армий, действовавших севернее Ладожского озера, в январе — марте 1940 года составили примерно 32 796 человек.

Таким образом, общие потери советских войск в 1940 году составили около 222 912 красноармейцев и командиров. В среднем ежедневно с января по февраль — 3054 человека, что превышало среднедекабрьс — кие потери в 1,4 раза. Однако в январе на главном фронте, на Карельском перешейке, было затишье. Как раз в этом месяце финны понесли наименьшие потери за всю войну. Можно предположить, что и у Красной Армии они тогда были наименьшими. В общих финских потерях за январь — март 1940 года на январские потери приходится 14,3 %. Если предположить, что такое же соотношение верно и для советских потерь, то получится, что в январе Красная Армия потеряла 31 876 человек, а в феврале и марте — 181 036, понеся в последние полтора месяца наибольшие жертвы за всю войну.

Соотношение же общих советских и финских потерь по месяцам будет следующим (во всех случаях в пользу финнов): декабрь — 5,3:1; январь — 4,1:1; февраль и март — 3,9:1. Как видим, колебания цифр здесь довольно невелики и находятся в пределах статистической погрешности. Если же иметь в виду, что процент недоучета возрастает с ростом абсолютной величины потерь, то следует признать, что действительное соотношение советских и финских потерь в феврале и марте было скорее всего таким же, как в декабре, а возможно, даже еще с большим превышением для Красной Армии.

Велики были советские потери не только в людях, но и в боевой технике, особенно в танках. Многие из них по своей конструкции не очень‑то подходили для боевых действий в лесах, да еще снежной зимой. БТ-7 безнадежно увязали в глубоком снегу, садясь на брюхо, и становились мишенью для неприятельской артиллерии. Точно так же не могли двигаться по снегу и танки непосредственной поддержки пехоты Т-26: их двигатель был слишком слаб. Танкетки — амфибии Т-37 и Т-38, с тонкой броней, вооруженные одним пулеметом, были не более чем мишенями для неприятеля. Вскоре их стали использовать почти исключительно для охраны коммуникаций и доставки донесений. Только Т-28 и новейшие КВ заставляли противника с собой считаться.