Игорь Дьяконов - Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)

См. Г. A. Meликишвили, К истории древней Грузии, стр 112. Само по себе предположение о подобном кратковременном вторжении грузиноязычных племен в долину верхнего Евфрата не содержит в себе ничего невероятного: мы видели, что в этом же районе появлялись и каски-абешлайцы, — очевидно, из тех же припонтийских районов, заселение которых грузиноязычными племенами происходило в XII(?)—VIII вв. до н.э.

Ս.Տ.Երեմյան, Հայերի ցեղային միությունը Արմե–Շուպրիա երկրում, ”Историко-филологический журнал" (Պատմա-բանասիրական հանդես), 1958, № 3, стр. 59-74. С точкой зрения С. Т. Еремяна солидаризировался также В. Бэнэцяну в докладе: Вопросы армянского этногенеза. «Труды XXV Международного конгресса востоковедов», III. М., стр. 658-667, а также в других своих работах.

Приводимая С. Т. Еремяном форма Урмеухи— хуррито-урартское прилагательное от Урме (ср. этиухи, диаухи, кардухии т.п.).

Указывают на «страну» Арматана хеттских источников как на возможное место обитания аримов. Однако Арматана не находилась в Хайасе, а ее название, по всей вероятности, связано с именем бога Армаса и к армянам не имеет отношения. Кроме того, сразу же встает вопрос, каким образом в Арматану могло в то время попасть неанатолийское индоевропейское племя.

Судя по употребленному предлогу (ein Arimois), более вероятно последнее.

См. Pauly's Real-Encyclopädie s. v. Arima. Выбирались вулканические Питиузские острова или вулкан Аргей (Эрджияс-даг) в Малой Азии, а также другие локализации. Как справедливо отметил еще Г. А. Капанцян (Хайаса — колыбель армян, стр. 175-177), гора Аргей находится очень далеко от Хайасы, — можно добавить, и довольно далеко от Арматаны.

Или, строго говоря, индоевропейского, но не анатолийского, не иранского, не индийского, не греческого, не славянского и т.д. Уже методом исключения нужно было бы прийти к выводу о принадлежности этого элемента к фрако-фригийской ветви.

Отождествление С. Т. Еремяном Нехерни-Нахрии с Нихани, упоминаемым Тукульти-Нинуртой I, не кажется нам убедительным, хотя отождествление самого Нихани с Нихан-дагом на правом берегу Тигра весьма вероятно. Но окончание ‑риазасвидетельствовано в названии интересующего нас города издревле, и контексты требуют, как нам кажется, его локализации на левобережье Тигра. Другое предложенное отождествление Нехерии — со средневековым Неп'еркертом (совр. Майафаркин) трудно оправдать лингвистически, хотя топографически оно возможно. О локализации Кулмери см. выше. стр. 139, прим. 150.

АВИИУ II, № 67, е, и.

АВИИУ I, № 23, II, 2-14 (надпись Ашшурнацирапала). Под внутренним Уруму, возможно, имеются в виду северные склоны Сасунских гор, а под Шубрией — южные.

Ср. имена членов царских домов Кадмухи и Уррахинаша — Кили-Тешуб, сын Кали-Тешуба, и Шади-Тешуб, сын Хаттухи («Хетта», АВИИУ I, № 10, II, 25 – II, 40) и самой Шубрии — Шерпи-Тешуб, Лиги-Тешуб (АВИИУ II, № 67, прим. 40) и Анхитте(ше) (АВИИУ I, надписи Салманасара III, неоднократно); в письмах ассирийского царского архива упоминается еще Ху-Тешуб (ошибочное чтение: Баг-Тешуб).

См. выше, стр. 215, прим. 63.

Надпись Синаххериба, АВИИУ II, № 59, прим. 13 (чтение Э. Форрера).

Это видно из многочисленных имен как и «хеттских-иероглифических», так и в ассирийских памятниках (Хиларундас, Тархунаси(с), Тархулара(с), Амбарис, Барватас и др.). Некоторые из них подражают хеттским именам эпохи Хеттской державы (Хаттусилис, Муталлу и др.). Не обязательно все лица, носившие такие имена, были лувийцами; полулувийское имя носит даже киммерийский вождь VII в. Сандакшатру (иранск. «власть бога Сандона», — лувийского божества, см. АВИИУ II, № 78).

Предположение Г. А. Меликишвили (Наири-Урарту, стр. 89) о том, что страна Цупа обязана происхождением своего названия нахскому племени цова (бацбийцам), не может быть принято, так как, в противоположность абхазо-адыгским и грузинским племенам, племена нахско-дагестанские, уже и тогда совершенно отличные от них по языку (см. Е. А. Бокарев, Введение в сравнительно-историческое изучение дагестанских языков, Махачкала, 1901, стр. 18), ни разу не были засвидетельствованы на территории Армянского нагорья, и нет никаких причин предполагать их вторжение сюда на основании одного только отдаленного сходства единичного названия. Характерно, что такие более новые топонимы данного района, как Энзите, или тесно связанные с новыми пришельцами, как Цупа, Алзи, сохранились вплоть до средних веков, в то время как древние хурритские топонимы — Паххува, Исува и т.д. — исчезли. В надписи Салманасара III (АВИИУ I, № 27, II, 40-44) термин «Ишуа» — явный архаизм, и в параллельном тексте № 28, 35 сл. он заменен термином Алзи.

Тем не менее, следует учитывать, что вряд ли мушки отважились бы на столь рискованное предприятие, как нападение на ассирийские земли малым отрядом, не составлявшим бóльшей части их вооруженных сил.

И. М. Дьяконов, Некоторые данные о социальном устройстве Урарту, «Проблемы социально-экономической истории древнего мира. Сб. памяти акад. А. И. Тюменева», М.-Л., 1963, стр. 57.

Это кажется странным, так как, казалось бы, мушки и урумейцы, как завоеватели, должны были бы образовать и местные династии. По-видимому, верхушка мушкской племенной знати восприняла хурритско-лувийскую культуру и принимала соответствующие личные имена. Этому есть много аналогий. Возможно, мушки поступали и на службу к местным династам.

Г. А. Климов, Этимологический словарь картвельских языков, М. 1964, стр. 27 и сл., не упоминает ее в своей характеристике исторического состава грузинской лексики.

И. М. Дьяконов, Материалы к фонетике урартского языка, «Вопросы грамматики и истории восточных языков», М.-Л., 1958, стр. 51. Речь идет не об отдельных армянских диалектах, которые, — например, в районе Вана, — сохраняют особо сильные следы субстрата в фонетике, а о всем древнеармянском языке в целом.

Для сравнения отметим, что население Шетландских островов у берегов Шотландии, когда-то говорившее на древненорвежском языке, но к XVII в., после периода двуязычия, перешедшее на английский, до недавнего времени сохраняло в местном английском диалекте следы норвежской фонетики. Речь с так называемым «акцентом» всегда свидетельствует о двуязычии говорящего, но в случае быстрого и полного перехода целиком на новый язык «акцент» исчезает в следующем поколении. Для того, чтобы фонетические нормы прежнего языка укоренились у говорящих на языке новом, нужны многие поколения двуязычия.