Алексей Вульфов - Повседневная жизнь российских железных дорог

На фоне правил технической эксплуатации, истории паровозов, тепловозов, электровозов, особенностей их конструкции и прочих существенных железнодорожных премудростей быт пассажиров в вагоне и на вокзале может показаться темой второстепенной. Бывало, в очередной поездке протянешь проводнице служебный билет и «форму» [36] Это не та форма, о которой может подумать читатель. Речь идет о бесплатном проездном документе железнодорожника, который в просторечии зовется «формой» потому, что заполняется этот документ, в зависимости от характера и назначения бесплатного проезда, определенным порядком, то есть по определенной форме, имеющей номер (например, форма 2-К, 3-А, 6-А и т. д.). В просторечии эти билеты зовут также «третьей формой», «четвертой формой» и т. д. Смотрите о них далее. , пройдешь в свое купе — и в путь. За окном проплывают станции, депо, локомотивы, будки, вокзалы — родной железнодорожный мир, привычные картины трудовой бессонной его жизни, которые так близки и понятны; их всегда внимательно изучаешь взглядом и мимолетным дорожным размышлением, всё в них отзывается содержанием и смыслом. А вот собственно вагон, в котором едешь, чай, белье, занавески на окнах, стук колес, едкий запах сигаретного дыма из тамбура — всё это долго было привычным обиходом пути, но не более.

Лишь в последнее время я начал понимать, что обиход пассажира — это, в сущности, и есть главное воплощение чугунки. Всё прочее, что существует на ней, работает на этот обиход. Подробности перевозки грузов не менее интересны — но они не одушевлены. А в пассажирской перевозке, ко всему прочему, еще и взаимоотношения людей, настроение.

Автор стал задавать себе и своим коллегам вопросы, ответы на которые, казалось бы, лежат на поверхности. Ну, например: как в старину отапливались вагоны? Когда появились чай и белье в поездах? Как происходила продажа билетов и какими они были? Что из себя представляла поездка в поезде в то или иное время? К моему крайнему удивлению, выяснилось, что никто даже из очень сведущих в железнодорожной области людей об этом почти ничего не знает. Чаще всего — либо не обращали внимания, либо не интересовались, либо не помнят.

Неожиданно открылась целая непочатая страница истории железных дорог!

Как уже говорилось, поездка по чугунке была получена в наследство от тройки, ямщика, почтовой кареты. На первой Царскосельской дороге, собственно, вагонов еще не было — на ней применялись, можно сказать, кареты на железнодорожном ходу. Да и была эта дорога больше прогулочного, чем собственно перевозочного назначения. Привычного для России понятия — поездка по железной дороге — Царскосельская линия в полной мере еще не породила.

История дальних железнодорожных путешествий в России начинается с Петербурго-Московской магистрали, ибо это первое в истории наших железных дорог дальнее расстояние. Там-то и сложился типичный обиход поездки в вагоне. Именно на линии Петербург — Москва впервые началось полноценное, по российским понятиям, пассажирское сообщение. Кстати, оно появилось раньше грузового — магистраль, как уже говорилось, была задумана и сооружена в первую очередь для перевозки между столицами войск и чиновников, спешащих по казенным делам. Так складывалась традиция железнодорожных путешествий, описанных во многих стихах и романах, анекдотах и песнях.

Начавшись на первой чугунке, стук вагонных колес вместе с гудками локомотивов привычно отсчитывает в России календарное время, исторические итоги, витки людских судеб.

Дорога для рядового пассажира — обычное и вместе с тем необычное состояние. Ощущение пассажира в поезде — это всегда ощущение особенной свободы (если, конечно, это путь, совершаемый без принуждения). Отсюда своеобразная романтика дальней железнодорожной поездки: возбужденная атмосфера перрона, улыбки и слезы, машут ладошками, общаются знаками из-за закрытых окон, спеша договорить что-то несказанное. Наконец, сокровенный момент трогания поезда с места и первый стук колес, знакомства, стихийно затевающиеся в купе разговоры, любовные увлечения, которые вспыхивают, словно бенгальский огонь, дорожная бутылка и разговоры за вагонным столиком до глубокой ночи, непременные утренние чай и завтрак. Наконец — мысли при взгляде в окно на бегущий пейзаж, на проносящиеся станции, мимолетные раздумья — порой о самом в жизни важном, но в повседневной суете не столь заметном. Дорога, особенно дальняя, как-то особенно вдохновляет на это…

Тот, кто бывал в петербургском музее на Садовой, 50 (Центральный музей железнодорожного транспорта), наверняка рассматривал там старинные модели и макеты различных железнодорожных «организмов», причудливые и затейливые одновременно, каждый — с многолетней тайной. Но еще интереснее пройтись по залам музея в сопровождении человека знающего. Директор музея Галина Петровна Закревская помогла мне такого человека найти — им оказался один из старейших сотрудников Яков Михайлович Митник. С первых же минут общения с ним стало ясно — передо мной вдохновенный почитатель истории чугунки и серьезный знаток ее, постигший суть дела строго. Мы с ним вначале немного побеседовали над старинными статистическими справочниками, а затем направились в таинственно безмолвные залы почтенного возраста (старейший транспортный музей в мире!).

Начали с раздела экспозиции, посвященного Петербурго-Московской дороге. И возле первого же макета вагона начались открытия, которыми всегда бывает так богато начало всякого познания.

…«На чугунке в пятницу замерзла барыня — в Петербург явился труп ее»… «Мороз страшный до 35 градусов доходит, я простудился и в путь пуститься не рискую, тем более что я порядком стыл и на 10 градусах, да еще 3 часа ждал на одном месте за недостатком паров на локомотиве»… Эти слова из писем Мусоргского Балакиреву, датированных январем 1861 года, мне раньше были непонятны. Как это — «замерзла барыня», «я порядком стыл»? Неужели вагоны не отапливались? И представьте себе — ознакомление в музее с моделью классического вагона I–II класса «о четырех осях» первого образца Петербурго-Московской линии (1840–1860-е годы) показало, что этот вагон не только не отапливался и не вентилировался, но не имел даже туалета [37] Как только не назывались туалеты по-старинному! Клозет, ватерклозет (при наличии канализации), нужник, уборная, ретирадник, отхожее место… .

Как уже говорилось, все указанные неудобства (мягко сказано!) достались в наследство чугунке от гужевого сообщения (никто не отапливал и не проветривал карету или сани и уж тем более не оборудовал их клозетом). Тем не менее одно отопительное средство все-таки было — но только для пассажиров I класса и за отдельную плату — II. В специальных жаровнях вагонная прислуга (не было еще слова «проводник») жгла дрова или уголь и калила кирпичи. Затем их клали в особые железные ящики и приносили пассажирам, которые укладывали их под ноги или под диван (поверху люди прятались от холода, как в санях, — ехали в шубах с бобровыми воротниками, в душегрейках, меховых шапках, вязаных рукавицах, укрытые меховой полостью, а простой народ — в тулупах и валенках). Тепло такие ящики даже в морозы сохраняли часа два-три. Вообще тогда отношение к зимнему холоду не было столь чрезвычайным, как сегодня, когда обычные зимние морозы трактуются теле- и радиоканалами чуть ли не сенсационно.