Игорь Данилевский - Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

Князь же Юрьи Володимирьскыи тогда посла Еремея въ сторожихъ воеводою, и сняся с Романомь; и оступиша ихъ Татарове у Коломны, и бишася крепко, и прогониша ихъ к надолобомъ, и ту убиша князя Романа и Еремея, и много паде ту съ княземь и съ Еремеемь. Москвичи же ничегоже не видевше. Татарове же взяша градъ месяца декабря въ 21, а приступили въ 16 того же месяца. Такоже избиша князя и княгыню, и мужи и жены и дети, черньца и черноризиць, иерея, овы огнемь, а инехъ мечемь, поругание черницамъ и попадьямъ и добрымъ женамъ и девицамъ пред матерьми и сестрами; а епископа ублюде богъ: отъеха проче во тъ годъ, егда рать оступи градъ. И кто, братье, о семь не поплачется, кто ся нас осталъ живыхъ, како они нужную и горкую смерть подъяша. Да и мы то видевше, устрашилися быхомъ и греховъ своихъ плакалися съ въздыханиемь день и нощь; мы же въздыхаемъ день и нощь, пекущеся о имении и о ненависти братьи. Но на предлежащая възвратимся. Тогда же Рязань безбожнымъ и поганымъ Татаромъ вземшемъ, поидоша къ Володимирю множство кровопролитець крестьяньскыя кръви. Князь же Юрьи выступи изъ Володимиря и бежа на Ярославль, а въ Володимири затворися сынъ его Всеволодъ съ матерью и съ владыкою и со всею областию своею. Безаконьнии же Измаильти приближишася къ граду, и оступиша градъ силою, и отыниша тыномь всь. И бысть на заутрье, увиде князь Всеволодъ и владыка Митрофанъ, яко уже взяту быти граду, внидоша въ церковь святую Богородицю, и истригошася вси въ образъ, таже въ скиму, от владыкы Митрофана, князь и княгыни, дчи и сноха, и добрии мужи и жены. И яко уже безаконьнии приближишася, поставивше порокы, взяша град и запалиша и огнемь, в пяток преже мясопустныя недели. И увидевше князь и владыка и княгыни, яко зажженъ бысть градъ, а людье уже огнемь кончаваются, а инии мечемь, вбегоша въ святую Богородицю и затворишася в полате. Погании же, отбивше двьри, зажгоша церковь, наволочивше леса, и издвушиша вся: ти тако скончашася, предавше душа своя господеви; инии же погнашася по Юрьи князи на Ярославль. Князь же Юрьи посла Дорожа въ просокы въ 3-хъ 1000-хъ; и прибежа Дорожь, и рече: «а уже, княже, обишли нас около». И нача князь полкъ ставити около себе, и се внезапу Татарове приспеша; князь же не успевъ ничтоже, побеже; и бы на реце Сити, и постигоша и, и животъ свои сконча ту. Богъ же весть, како скончася: много бо глаголють о немь инии. Ростовъ же и Суждаль разидеся розно. Оканьнии же они оттоле пришедше, взяша Москву, Переяславль, Юрьевъ, Дмитровъ, Волокъ, Тферь; ту же и сынъ Ярославль убиша.

Оттоле же придоща безаконьнии, и оступиша Торжекъ на сборъ чистои недели, и отыниша тыномь всь около, якоже инии гради имаху; и бишася ту оканнии порокы по две недели, и изнемогошася людье въ граде, а из Новагорода имъ не бы помочи, но уже кто же собе сталъ бе в недоумении и страсе; и тако погании взяша градъ, и исекоша вся от мужьска полу и до женьска, иереискыи чин всь и черноризьскыи, а все изъобнажено и поругано, горкою и бедною смертью предаша душа своя господеви, месяца марта въ 5, на память святого мученика Никона, въ среду средохрестьную. Туже убьени быша Иванко, посадникъ новоторжьскыи, Якимъ Влоуньковичь, Глебъ Борисовичь, Михаило Моисиевичь. Тогда же ганяшася оканьнии безбожници от Торжку Серегерьскымъ путемь оли и до Игнача креста, а все люди секуще акы траву, за 100 верстъ до Новагорода. Новъгородъ же заступи богъ и святая великая и зборная апостольская церкы святая Софья и святыи Кюрилъ и святыхъ правоверныхъ архиепископъ молитва и благоверныхъ князии и преподобьныхъ черноризець иереискаго сбора. Да кто, братье и отци и дети, видевше божие попущение се на всеи Русьскои земли. Грехъ же ради нашихъ попусти богъ поганыя на ны. Наводить богъ, по гневу своему, иноплеменьникы на землю, и тако съкрушеномъ имъ въспомянутся къ богу. Усобная же рать бываеть от сважения дьяволя: богъ бо не хощеть зла въ человецехъ, но блага; а дьяволъ радуется злому убииству и кровопролитию. Земли же сгрешивши которои, любо казнить богъ смертью или гладомь или наведениемь поганыхъ или ведромь или дъждемь силнымь или казньми инеми, аще ли покаемся и в нем же ны богъ велить жити, глаголеть бо к намъ пророкомь: обратитеся ко мне всемь сердцемь вашимь, постомь и плачемь, да еще сице створимъ, всехъ грехъ прощени будемъ. Но мы на злая възврашаемся, акы свинья валяющеся в кале греховнемь присно, и тако пребываемъ; да сего ради казни приемлемъ всякыя от бога, и нахожение ратныхъ; по божию повелению, грехъ ради нашихъ казнь приемлемъ» [300] Новгородская первая летопись. С. 74–77. .

Первое, что бросается в глаза при чтении Повести в Новгородской первой летописи, вполне ощутимое безразличие летописца к, так сказать, видовому имени и признакам татар. Создается впечатление, что и автору, и читателям, для которых он пишет, давно и хорошо известно, кто они такие и чем занимаются на Русской земле. Описание нашествия лишено драматических подробностей. Перед нами довольно сухая констатация происшедшего. Главное для новгородского книжника в другом: они погании, безбожнии, беззаконьнии, окаяньнии иноплеменьници, беззаконьнии Измаильти, кровопроливцы крестьяньскыя крови. Это народ, обладающий вполне определенными и заранее известными качествами. Он действует согласно хорошо известному сценарию и, как ни странно, именно это волнует летописца. Как отмечает В. Н. Рудаков,

стереотип их поведения для книжника обусловлен не набором их татар собственных (этнических, религиозных и иных) качеств, а той гаммой присущих…иноплеменникам вообще черт, которая, в свою очередь, продиктована ниспосланной им свыше миссией…карающего меча . Важно отметить, что используемые книжником в отношении татар эпитеты вполне перекликаются с эпитетами, которые используются в…Откровении Мефодия Патарского по отношению к народам, в…последние времена приходящим для наказания , рода человеческого: у Мефодия эти народы… племя Измаилево также называются… беззаконными и погаными [301] Рудаков В. Н. Отображение монголо-татар в древнерусской литературе середины XIII–XV в. С. 81–82. .

Потому-то рассказ о нашествии в Новгородской первой летописи переполнен этикетными характеристиками, которые нуждаются для современного нам читателя в дополнительных комментариях.

Говоря об особенностях рассказа о нашествии в южнорусском летописании, мы уже останавливались на проблеме точности количественных характеристик в древнерусской литературе. Как мы помним, они имеют не столько протокольный, сколько оценочный смысл. Так, упоминание, что Татарове бещисла, акы прузи, вновь отсылает нас к библейскому образу. Несомненно, прав В. Н. Рудаков, который полагает, что упоминание в новгородском варианте Повести саранчи имеет надежную параллель в уже знакомом нам Откровении Мефодия Патарского. Здесь именно Измаильтяне на земле хождахоу, пленяя землю и грады мнозы, яко проузи [302] Истрин В. М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила… С. 87, 94, 98; 104, 109, 112. Вставляя такой оборот в свой рассказ, древнерусский книжник явно для своих читателей указывает функцию иноплеменьных: они пришли для наказания Руси, как кара Господня. К тому же, нашествие Измаильтяндолжно непосредственно предшествовать, как мы помним, приходу нечистых народов, за которыми следует появление Антихриста и наступление последних времен. Для новгородского летописца в отличие от его предшественника, описывавшего битву на Калке, уже вполне очевидно, что татарыи есть Измаильтяне.