Ким Маккуарри - Последние дни инков

После того как Манко Инка — сын великого Уайны Капака и праправнук основателя Инкской империи Пачакути — пробыл на марионеточном троне чуть более двух лет, он официально объявил испанцам войну. Теперь он мог открыто приступить к истреблению чужеземцев.

Когда Манко Инка и Вильяк Уму прибыли на своих королевских носилках в инкский город Ларес, их уже ожидали там вожди из всех провинций Тавантинсуйю — они прибыли на намеченное Манко тайное собрание. На некоторых были особые альпаковые мантии, имевшие золотые или серебряные вставки — своего рода медали, полученные от предыдущих императоров за службу. В этом маленьком городе, расположенном примерно в 30 милях от Куско, собралась значительная часть элиты, управлявшей десятимиллионным населением Перу.

Собравшиеся знали, что представителей некоторых областей империи, таких как Чачапойя и Канярис, находящихся далеко на севере, а также ряда этнических групп, живущих на побережье, на собрании нет не случайно: речь в данном случае шла либо о союзничестве с испанцами и выходе из инкской федерации, либо о решении занять нейтральную позицию. На собрании отсутствовали представители этнических групп, проживающих на территории современного Эквадора, — сообразно с обстоятельствами недавно закончившейся гражданской войны. Самый северный регион можно было считать отрезанным от инкского государства. Если империя в ее нынешнем состоянии напоминала лоскутное одеяло достаточно свободного пошива, в котором отсутствовали многие лоскуты, то задачей Манко на данный момент было использовать всю свою власть и влияние, для того чтобы как можно надежнее залатать это одеяло. Он намеревался использовать все этнические группы, признававшие его власть, для уничтожения испанцев; наказать племена, которые примкнули к испанцам, можно позднее.

В то время как собравшиеся представители знати беседовали друг с другом, Манко готовился изложить им свою новую стратегию, которая шла прямо поперек той установочной линии, которой он придерживался на протяжении последних двух лет. Для Манко имело большое значение то, что на собрании присутствовали самые блестящие военачальники империи — генералы Тисо и Кисо Юпанки, а также несколько полководцев — его родственник, Илла Тупак, и Пуйю Вилка. Слушать Манко собрался весь командный состав Инкской империи. Всем собравшимся здесь офицерам отводились ключевые роли в предстоящих крупномасштабных кампаниях.

Манко поднялся со своего низкого сиденья, собираясь начать речь. Разговоры утихли, все взоры обратились в его сторону. В первый раз с того времени, как он стал императором, Манко обрел возможность отдавать распоряжения, не имея над собой контроля испанцев. В двадцатилетием возрасте он наконец заявил о своем статусе, определенном ему по праву рождения, — о статусе «Сапы Инки», «Единственного Инки», то есть божественного короля. Оглядывая толпу, Манко сказал:

«Мои возлюбленные сыновья и братья, я никогда не думал, что когда-нибудь придется сделать то, что я намереваюсь предпринять сейчас, поскольку я не мог даже предполагать, что бородачи, которых вы называете виракочами, — это именование я ввел в оборот, поскольку думал, что они явились к нам от [бога-создателя] Виракочи, — станут… источником всех моих бед… Но теперь… я вижу, что они вновь замышляют схватить и убить меня… И вы видели, как ужасно они обошлись со мной и как они отблагодарили меня за то, что я сделал для них, — тысячу раз оскорбив меня, а затем схватив и связав, как собаку, — и все это после того, как они дали мне слово, что у нас будет с ними сотрудничество на основе любви и дружбы…

Я не могу не напомнить вам о том, что вы много раз просили меня сделать то, что я намерен сделать сейчас, — указывая, что мне следует подняться на борьбу против них, и спрашивая меня, почему я допустил их на свою землю. Я не думал, что то, что творится сейчас, вообще может когда-нибудь произойти. [Однако] все это произошло, а поскольку их цель продолжать изводить меня, я буду вынужден предпринять такие же шаги в отношении них… Поскольку вы всегда выказывали мне столько любви и стремились доставлять мне только радость, я призываю вас объединиться всем как один и направить наших гонцов во все уголки нашей страны, с тем чтобы в двадцатидневный срок все прибыли в этот город. И сделать это надо так, чтобы бородачи ничего об этом не прознали. Я направлю Кисо Юпанки в Лиму, с тем чтобы в тот день, когда мы атакуем испанцев здесь, он со своим отрядом атаковал их там. И совместными усилиями мы покончим с ними со всеми до последнего человека, покончим с тем кошмаром, который навис над нами».

Манко закончил свою речь следующим образом: «Я намерен не оставить на этой земле в живых ни одного христианина… и первым дело я хочу начать осаду Куско. Те из вас, кто хочет послужить нашему делу, должны будут поставить на кон свою жизнь. Пусть выпьют из этих сосудов только [те, кто готов присоединиться ко мне] на этих условиях».

После речи Манко слуги принесли два больших кувшина с чичей. Один за другим вожди выходили вперед, пили из кувшина и затем произносили клятву, подтверждая свою преданность императору и обязуясь уничтожить всех иноземцев, находящихся на перуанской земле. Воздержавшихся не было.

Вожди направляли гонцов часки в свои провинции. Гонцы имели на руках веревки с узелками кипу, содержавшими указание для местного начальства начинать мобилизацию всех имеющихся в округе воинов. В этих донесениях указывалось, что Манко Инка приказал начать истребление всех фальшивых виракочей. Настало время готовиться к полномасштабной войне.