Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Проблема регентства и ее грозный спутник — дворцовые перевороты, впервые заявившие о себе в годы малолетства Ивана Грозного, оставались ахиллесовой пятой самодержавия и в XVI столетии, и в «просвещенном» XVIII веке. Уместно напомнить, в частности, о том, что официальная опека Верховного Тайного совета (а фактически — князя А. С. Меншикова) над юным императором Петром II просуществовала всего четыре месяца — с начала мая до начала сентября 1727 г., а регентство герцога Э.-И. Бирона при малолетнем Иоанне Антоновиче продлилось еще меньше — лишь три недели (с 18 октября по 8 ноября 1740 г.) [2153] См.: Курукин И. В . Эпоха «дворскихбурь»: Очерки политической истории послепетровской России, 1725–1762 гг. Рязань, 2003. С. 125–135, 281–287. . В обоих случаях хрупкая политическая конструкция была разрушена очередными дворцовыми переворотами…

Но не только перевороты и отсутствие института регентства сближают эпохи, разделенные двумя столетиями, и выявляют их внутреннее родство: в том же ряду следует назвать и феномен фаворитизма. Именно в связи с периодом «боярского правления» 30–40-х гг. XVI в. впервые появилось понятие «временщик» [2154] Впервые это слово в форме «в(е)ременник» встречается в материалах Стоглавого собора, причем со ссылкой на недавнюю эпоху «боярского правления». Так, в одном из царских вопросов к собору («О ружных попех») говорилось: «…да в нынешняа лета веременники причли к соборам своих попов и ругу, и милостыню из нашие казны устроили» (здесь и далее выделено мной. — М. К .). Соборный ответ на этот вопрос гласил: «А которыя ружныа попы и диаконы веременники в нынешние лета причли к соборам своих попов и диаконов, да и ругу им, и милостыню из царьскиа твоея казны устроили без твоего царьского ведома — и тех всех попов и диаконов отставити и руги им царьскиа не давати…» ( Емченко Е. Б . Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. С. 263, 408). Кто имелся в виду под этими «временниками», ясно видно из речи царя на том же соборе; вспоминая свое детство, он говорил: «И тако боляре наши улучиша себе время — сами владеша всем царством самовластно, никому же възбраняюще им от всякого неудобнаго начинаниа…» (Там же. С. 246). , которое в исторической памяти прочно ассоциируется теперь с XVIII — началом XIX в.

Если уж прослеживать связь времен в терминологии, то нельзя не упомянуть еще одно слово, ставшее впоследствии самой распространенной характеристикой московской приказной бюрократии XVII столетия: речь идет о «волоките». Впервые в известных мне источниках это знаменитое словечко встречается опять-таки в эпоху «боярского правления», а точнее — в указной грамоте Ивана IV на Вятку, посланной в марте 1546 г. [2155] В мартовской 1546 г. грамоте, адресованной наместнику Верхнего Слободского на Вятке кн. Д. Д. Ухтомскому, упоминается, в частности, тяжба слобожан с жителями соседнего Шестаковского городка: «…всего деи тем слобожаном городцким и волостным людем от тех шестаковцов в наместничем корму и в земских розрубех и в сторожех в три года доспелося убытка и с московскою волокитою сорок рублев»; далее наместнику предлагалось судить слобожан с шестаковцами и «управу» им учинить «безволокитно» (Труды Вятской УАК 1905 г. Вятка, 1905. Вып. 3. Отд. III. С. 88; выделено мной. — М. К .). Без приказных дельцов с их любовью к «волоките» и «посулам» (т. е. взяткам) невозможно себе представить российскую монархию ни в XVI–XVII, ни в XVIII столетии, и поэтому будет справедливо уделить им несколько строк в этих завершающих книгу заметках.

Сам термин «бюрократия» применительно к эпохе Московского царства носит дискуссионный характер: некоторые современные историки оспаривают его уместность в этом контексте. Так, П. В. Седов в изданном недавно капитальном труде отрицает бюрократизацию управления в России XVII в. По его мнению, исполнение государственных обязанностей в ту эпоху сохраняло характер личных поручений, что отличало московские приказы от учреждений Нового времени; перестановки в приказах были продиктованы не стремлением более четко разграничить их функции, а являлись следствием борьбы придворных группировок, отражением возвышения или падения влиятельных бояр [2156] Седов П. В . Закат Московского царства. С. 31, 42–45, 345–346, 551. .

Безусловно, приказная система XVI–XVII вв. была очень далека от идеальной бюрократии (в том смысле, как ее понимал Макс Вебер) [2157] Weber М . Economy and Society. An Outline of Interpretive Sociology. Berkeley; Los Angeles; London: University of California Press, 1978. P. 956–958. , но то же самое можно сказать в отношении любого европейского государства того времени: Московия вовсе не являлась в этом плане исключением. Министры французского или английского короля в XVII в. были не просто чиновниками высокого ранга, они были в первую очередь придворными, облеченными доверием своего монарха. Как показано в работах Ш. Кеттеринг, У. Бейка и других исследователей, управление Францией времен Людовика XIV во многом опиралось на небюрократические методы, включая неформальное покровительство, использование сетей клиентелы и т. п. [2158] Kettering S . Patrons, Brokers, and Clients in Seventeenth-Century France. New York; Oxford: Oxford University Press, 1986; Beik W . Absolutism and Society in Seventeenth-Century France: State Power and Provincial Aristocracy in Languedoc. Cambridge: Cambridge University Press, 1985.

Но бюрократизация управления — это не состояние, а процесс. Отрицать наличие этого процесса в России в длительной временной перспективе (с конца XV до Петровской эпохи и далее — по XIX в. включительно) невозможно. Велико различие между боярами XVI в. — аристократами и воинами, с одной стороны, и боярами XVII в. — приказными судьями, с другой. Несомненен и количественный рост «крапивного семени» — дьяков и подьячих: так, по подсчетам А. А. Зимина, за первую треть XVI в. известен 121 чел., носивший чин дьяка или подьячего [2159] Зимин А. А . Дьяческий аппарат. С. 282. ; в 1534–1548 гг., как показано в данной книге, это число достигает 157 чел., но лишь 33 из них упоминаются одновременно (в январском списке 1547 г.). Зато в 1588/89 г., как установил А. П. Павлов, дьяков было уже около 70 чел., а в 1604 г. — свыше 80 чел. [2160] Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в. (Очерки истории). СПб., 2006. С. 261 (автор раздела — А. П. Павлов). В 90-е гг. XVII в., согласно приведенным Н. Ф. Демидовой данным, в стране насчитывалось 4657 приказных людей — дьяков и подьячих [2161] Демидова Н. Ф . Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987. С. 37, табл. 7. .

Главное в процессе бюрократизации — формирование профессиональной группы управленцев, сосредотачивающей в своих руках административно-распорядительные функции. В изучаемую в данной книге эпоху это определение в первую очередь относится к дьякам и казначеям, в меньшей степени — к дворецким, которые, как правило, продолжали нести ратную службу и для которых дворечество было лишь этапом в карьере, ступенькой на пути к желанному думному чину.