Клара Маштакова - Легенды и были Кремля. Записки

Хозяин все не появлялся, что вызывало недоумение гостей. Когда гости совсем развеселились, Елизавета Алексеевна послала камердинера супруга найти хозяина непременно.

Вскоре слуга явился и тихо сказал: «В доме барина нет, на дворе тоже, все экипажи на месте, их лошадь не оседлана…»

А метель все набирала силу, за окном уже выла вьюга, начался сильный буран.

Тогда Елизавета Алексеевна приказала всем дворовым взять факелы и искать барина повсюду: в театре, во флигеле, на конюшне, во дворе.

Елизавета Алексеевна прошла к себе и, встав на колени под образа, страстно молилась о спасении супруга.

Через некоторое время к ней вбежал слуга и, повалившись в ноги, запричитал: «Михайло Васильевич руки на себя наложил, прямо в театре!»

«Молчать!» — закричала Елизавета Алексеевна. И сама тотчас отправилась в театр.

Там в летней гардеробной была уже взломана дверь, а на полу вниз лицом лежал в костюме могильщика, даже еще в маске, Михайло Васильевич… Рука сжимала записку. Что в ней было? Елизавета Алексеевна узнает…

Камердинер хозяина сказал, что он принял эту записку от слуги госпожи Мансыревой и в антракте передал хозяину.

В доме все стихло. Маскарад отменили, детей отправили спать. Гости тихо разошлись по своим комнатам, некоторые собрались уезжать. В доме был покойник. Слуги гасили верхние свечи, разбирали елку, выбрасывали ненужные маскарадные маски, затягивали зеркала черным крепом.

Рано утром, едва взошло солнце и бирюзовое святочное небо озарило все окрест, мужики начали разбирать театр.

Визжали пилы, стучали топоры, и в морозном воздухе долго держались эти звуки, сопровождающие отъезжающих гостей.

«Разобрать до основания!» — только и сказала хозяйка. Больше театра в Тарханах не будет никогда. А в губернии уже поползли слухи о гибели барина Тархан.

Елизавета Алексеевна приказала управляющему позвать священника, всех гостей развезти по домам. К ней никого не допускать, если будут спрашивать о барине, говорить всем: «Скончался барин от удара». Елизавета Алексеевна твердо придерживалась этой версии. В семье Арсеньевых самоубийство не могло иметь место!

Хоронили Михайло Васильевича в семейном склепе. Отпевал священник сельской церкви Михаила Аристратига.

Постепенно разговоры затихли, только горько плакала Машенька.

После шестинедельного траура Елизавета Алексеевна стала думать о судьбе дочери. Теперь она видела смысл своей жизни в счастье дочери.

Вскоре пришла весна. После Пасхи на Красную горку Елизавета Алексеевна стала вывозить свою 15-летнюю дочь в свет. Машенька, хорошенькая и милая, очень нежное создание, слыла романтичной натурой. Вскоре Машенька влюбилась в мелкопоместного дворянина, капитана в отставке Юрия Петровича Лермонтова. В своей страсти она была настойчива… и мать уступила.

Брак этот был заключен против воли Елизаветы Алексеевны, считавшей зятя не парой для дочери, и… оказалась права.

Мария Михайловна после замужества разочаровалась очень быстро в своем легкомысленном муже. Он постоянно куда-то уезжал, кем-то увлекался. Дома после таких отлучек происходили душераздирающие сцены. Елизавета Алексеевна постоянно вмешивалась в жизнь молодых. Частые ссоры, семейные сложные отношения сломили слабую здоровьем Марию Михайловну. К тому же она ждала ребенка. Глаза ее не просыхали от слез, она все время была одна… Мать была очень занята хозяйством, а Юрий Петрович постоянно уезжал куда-то или вообще не обращал внимания на грустившую супругу. Родив сына, она разболелась серьезно. Диагноз был страшный — чахотка.

Елизавета Алексеевна во всем винила зятя и видеть его не хотела, даже за стол вместе не садилась. Все свое внимание она теперь отдавала угасающей дочери и совсем слабенькому внуку. Бедный малыш до трех лет не мог ходить. Полы в комнате Миши затянули солдатским сукном, и он ползал, рисуя по полу цветными мелками!

Мария Михайловна очень страдала, под Рождество слегла окончательно, а 24 февраля 1817 г. умерла на руках матери в своем доме.

На девятый день после похорон, 5 марта 1827 г., как только была отслужена панихида, а в доме приготовили поминальный стол, Елизавета Алексеевна потребовала Юрия Петровича к себе.

Едва войдя в комнату и взглянув на Елизавету Алексеевну, Юрий Петрович понял, что ему грозит беда.

Она приняла его стоя, в траурном платье, она казалась еще выше, но он успел заметить, что под черной кружевной накидкой ее прекрасные волосы… стали за эти дни совсем седыми.

«Юрий Петрович! — жестко и властно говорила Елизавета Алексеевна, — извольте сегодня тот час же покинуть Тарханы навсегда. Мишу я вам не отдам, видеться с ним не позволю. Если заберете его, то я лишу внука наследства…»

Не сказав больше ни слова, она ушла к себе. Обескураженный Юрий Петрович понимал, что это не пустая угроза, он-то хорошо знал непреклонный характер Елизаветы Алексеевны. Бедный отец покорился…

Через пару часов Юрий Петрович уезжает в свое захудалое поместье, что в Ефремовском уезде Тульской области имело место быть!

Он потерял жену и, наверное, винил себя в ее преждевременной смерти, он просто сломал этот хрупкий нежный цветок. Теперь он теряет сына…

Тем временем Елизавета Алексеевна, сидя за своим рабочим столиком, машинально перебирала книги, лежавшие под рукой. Книги были преинтересные: пособия по экономике, хозяйству, кулинарии, травники и т. д.

Затем она тяжело поднялась, подошла к иконе Спасителя и, опустившись на колени, стала горячо молиться.

В доме было тихо. «Мишенька, наверное, спит», — подумала Елизавета Алексеевна.

И вдруг она услышала, как резко заскрипел отъезжающий возок, который увозил навсегда из Тархан Юрия Петровича.

В тот же миг донесся звонкий смех внука. Елизавета Алексеевна тихо заплакала…

Весь этот день и всю ночь Елизавета Алексеевна думала о дочери, о ее несчастной судьбе. Наконец она принимает важное решение.

Она зовет управляющего и приказывает… снести барский дом, где произошла не одна трагедия. На месте усадьбы она строит в память о дорогой дочери церковь Марии Египетской.

В самом начале июня 1817 г. Арсеньева переезжает в Пензу. А в имении начинается новое строительство, возводится большой деревянный дом с мезонином, террасой и балконами. В этом новом просторном и светлом доме, обставленном роскошно и изысканно, предстояло жить Мише многие годы.

Маленький поэт, несомненно, вырос в комфортной обстановке, его берегли, его баловали.

Беспокоясь о его слабом здоровье, бабушка вывозила его дважды на Кавказ, на воды.

Елизавета Алексеевна души не чаяла в Мише, все подчиняла его интересам.

Но не так уж радужно складывались отношения властной бабушки и впечатлительного внука. Елизавета Алексеевна, воспитанная в правилах старозаветного крепостничества, позволяла себе обращаться с крепостными как с рабами. По преданию, дворовые говорили, что маленький барин хватал палку и подчас нож, когда по жуткому крепостному праву вели кого-нибудь на конюшню сечь. Иногда у Миши случалась истерика, и тогда бабушка запретила проводить экзекуции, когда внук жил дома, чему крепостные очень радовались.