Александр Костин - ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ?

Совершив государственно преступление, заговорщики, боясь ареста, испытывали животный страх, который не мог заглушить даже изрядно потребляемый алкоголь. Страх побудил сепаратистов сделать первый звонок министру обороны СССР E. Шапошникову. Чтобы завоевать лояльность министра, Ельцин, при согласии Кравчука и Шушкевича, объявил о его назначении главнокомандующим объединенными вооруженными силами СНГ. Егор Гайдар свидетельствует: «…Больше всех, как мне кажется, переживал, волновался С. Шушкевич. В его словах звучал лейтмотив: мы маленькая страна, примем любое согласованное решение России и Украины. Но вы-то, большие, все продумали? …Сергей Шахрай предложил юридический механизм выхода из тупика — ситуации, при которой Союз как бы легально существует, хотя ничем не управляет и управлять не может: формулу Беловежского соглашения, роспуска СССР тремя государствами, которые в 1922 году были его учредителями…» [520] Цит. по: Сборник: «Белая книга». М.: «АСТ», 2007. С. 445.

Как уже говорилось выше, Беловежская встреча проходила в обстановке секретности. Трудно определить, кто конкретно стал идеологом Беловежских соглашений, после которых Советского Союза не стало. Активную роль, без сомнения, сыграли Бурбулис, Шахрай и Козырев. До встречи в Вискулях Б. Ельцин проговаривал и с Шушкевичем, и с Кравчуком, и с Назарбаевым варианты разъединения. Но мало кто даже в мыслях допускал, что расставание произойдет столь скоро и непродуманно. Таким образом, фигуры второго рода и подтолкнули трех вождей на это позорное соглашение. Какова при этом была роль министра иностранных дел А. Козырева? Вот как он сам пишет в книге «Преображение» вышедшей в 1994 году:

«…Мы прибыли в, Беловежскую Пущу во второй половине дня и сели за дружеский стол ужинать. Б. Н. Ельцин и Г. Э. Бурбулис в тактичной, но весьма настойчивой форме постоянно возвращались к мысли о том, что как бы ни развивались дальше события в Советском Союзе, три славянские республики должны держаться вместе, потому что их объединяет историческое родство. Рефреном звучала и мысль о том, что не нужно строить свои взаимоотношения в ущерб отношениям с другими союзными республиками, хотя выбор, конечно, останется за ними.

Постепенно в ходе этого общего разговора появились элементы взаимопонимания. К E.Т. Гайдару, С. М. Шахраю и ко мне (мы составляли «второй эшелон» делегации) подошли представители украинской делегации и спросили: ребята, с чем вы приехали? Если собираетесь давить в пользу Союза, то создавшийся сейчас благоприятный климат и, возможно, последний шанс действительно братской договоренности будет упущен. Ни Л. Кравчук, ни В. Фокин просто не смогут отреагировать иначе, как разрывом, потому что на них давят итоги общенародного референдума и жесткие решения Верховного Совета Украины в пользу ее «незалежности». Мы сказали, что отрицаем и силовое давление, и полный разрыв. И то и другое было бы безумием. Нужны другие варианты, нужен Союз по типу объединения независимых государств. Украинские эксперты на это быстро откликнулись. Мы вовлекли в разговор минчан. После этого шепнули Б. Н. Ельцину, что, видимо, в этой области, то есть где-то в создании содружества республик, но без подчинения центру, можно попробовать нащупать компромисс. Тогда Борис Николаевич в свойственной ему манере через четкий прямой логический переход вывел общий разговор о братских традициях на конкретную идею — союза братских республик-стран…

Президенты и премьеры понимали, что начинать с переговоров на их уровне было бы рискованно: можно было выдать какие-то сокровенные идеи, которые напугали бы партнеров. В этой ситуации Президент России проявил находчивость и предложил выход: поскольку руководители республик нащупали главную путеводную нить, пусть, руководствуясь ею, министры, эксперты к утру выработают взаимоприемлемую концепцию, а еще лучше — проект соглашения о союзе братских стран, включая и окончательно отточенный вариант названия. С этим поручением мы и отправились работать.

Наша работа была построена следующим образом: Гайдар, Шахрай и я уединились в отведенном для российской делегации особняке и начали думать над основными элементами возможного проекта соглашения. Они сложились довольно быстро. Были использованы хорошо нам знакомые принципы построения Европейского сообщества. Были также учтены некоторые тезисы из последних вариантов Союзного договора, обсуждавшихся в Ново-Огареве… Когда набросок документа был готов, встал ключевой вопрос: как три союзные республики могут заключить договор без участия других республик и каким образом возникнет новая правосубъектность этого объединения и каждого его члена? Проще говоря, могут ли три республики действовать самостоятельно?

На этот вопрос лично у меня не было ответа, и, честно говоря, мне казалось, было бы необходимым требовать созыва очередной Новоогаревской встречи или, возможно, какого-то форума всех союзных республик, где окончательно и утвердить предлагавшийся проект нового союза. Но С. М. Шахрай оказался лучше нас подготовлен к постановке этого вопроса. Именно ему принадлежит (во всяком случае, если говорить о работе в Беловежской Пуще) следующий аргумент: СССР создавался в 1918 — 1921 годах четырьмя независимыми государствами — РСФСР, Украиной, Белоруссией и Закавказской Федерацией. Поскольку ЗСФСР перестала существовать, остались три субъекта, некогда образовавшие Союз, причем их право на самоопределение неизменно сохранялось и в вариантах союзных договоров, и в Конституции СССР. Таким образом, с чисто юридической точки зрения в Беловежской Пуще собрались полноправные руководители трех полноправных же субъектов объединения, называвшегося СССР. Поэтому они были вправе принять решение о расторжении связывавших их до этого союзных уз.

По-моему, для Гайдара такая логика была не менее неожиданной, чем для меня. Вместе с тем, несколько оправившись от шока, мы согласились с аргументацией, предложенной Шахраем. Примерно на этом этапе работы, около 12 часов ночи, к нам присоединились белорусские коллеги, которые, надо отдать им должное, внесли немалый вклад в доработку и шлифовку документа. Все это время украинские эксперты прогуливались где-то неподалеку, иногда засылая своих эмиссаров для того, чтобы узнать, что происходит в «творческой лаборатории» на российской даче. Убедившись в том, что работа кипит и идет в обещанном направлении, они, однако, категорически отказывались принять в ней практическое участие и продолжали свои прогулки. Лишь поздно ночью нам удалось собраться всем вместе и обсудить уже практически готовый проект Беловежского соглашения…