Юлия Лунева - Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914)

Дипломат также сообщил Нератову мнение турецкой газеты «Сабах», что Турция не должна оставаться в изоляции и необходимо обеспечить свое будущее союзом. Однако «Союз с Германией невозможен, — писал Чарыков, — так как Германия связана союзническими договорами с Австро-Венгрией и Италией. Союз с Англией является мечтой небольшого круга сторонников Камиль-паши. Но при всем своем морском могуществе Англия бессильна защитить Турцию на ее границах с Балканскими государствами и на ее малоазиатской границе с Россией. Союз с Францией был бы равносилен союзу с Россией, вследствие существования русско-французского союзного договора. Таким образом, опорой и спасительницей Турции могла быть одна Россия» [346] Там же. .

Чарыков намеревался передать проект соглашения великому визирю Саид-паше приблизительно 1 (14) октября и надеялся, что успеет за оставшийся срок получить из Петербурга ответ относительно его замечаний по включению в переговоры вопроса об отношении Турции с Балканскими государствами.

11 октября (28 сентября) Нератов в специальной телеграмме выразил свои сомнения в отношении предложения посла. Он писал, что затрудняется ответить на поставленные послом вопросы, советовал Чарыкову в частном письме к великому визирю воздержаться от слишком широкой постановки переговоров, не торопиться и выслушать мнение турецкой стороны. Нератов считал также опасным упоминание о Балканских государствах. «По этому предмету в крайнем случае надлежало бы ограничиться общим принципом status quo, возвещенным неоднократно в наших сношениях с другими державами».

Когда Извольский узнал, что Чарыков предпринял первые шаги в Константинополе по вопросу о Проливах, он выразил опасение, что посол «со свойственной ему стремительностью слишком поспешил и испортил дело» [347] МОЭИ. Сер. 2. Т. 18. Ч. 3. Извольский — Чарыкову. 29 сентября (12 октября) 1911 г. С. 137–139. .

Однако эти важные замечания Нератова и Извольского немного запоздали, и Чарыков не успел с ними ознакомиться и принять их к сведению до 29 сентября (12 октября). В этот день он вручил великому визирю проект русско-турецкого соглашения, придав ему форму личного письма. Предварительный проект декларации, отредактированный и дополненный послом, заметно отличался от проекта соглашения, разработанного в МИДе.

Первые два пункта почти не отличались от проекта Нератова. Формулировку третьего пункта дипломат изменил, сделав его более приемлемым для Турции. Новая формулировка предусматривала обязательство договаривающихся сторон воздерживаться от конкуренции в Малой Азии на востоке от линии Самсунг-Сивас-Харпут-Диарбекир-Мосул и заключить специальную конвенцию, обеспечивающую взаимные интересы в этой зоне. В четвертый пункт, касавшийся Проливов, Чарыков добавил фразу: «Применение толкования конвенции, заключенной в Лондоне 1 (14) марта 1871 г., остается подчиненным предварительному согласию других держав, подписавших упомянутую конвенцию» [348] Там же. С. 146. . Эту фразу Нератов находил очень опасной, так как она ставила соглашение России с Османской империей в зависимость от позиции других держав, делая обязательство Турции условным и поэтому недостаточно связывающим ее в случае несогласия с ним какой-либо державы.

Чарыков решил дополнить декларацию пунктами 5 и 6. Этими новыми пунктами он заменил предыдущие, касающиеся трехпроцентной таможенной надбавки и покупки строящихся для Турции дредноутов. Согласно пятому пункту, российское правительство обязывалось приложить все усилия с целью облегчить установление между Оттоманской империей и Балканскими государствами добрососедских отношений на основе статус-кво. Это обязательство приобретало особую важность для Турции, но ставило российскую дипломатию на Балканах в затруднительное положение. Триполитанская война укрепляла надежды народов Балканского полуострова на полное освобождение от турецкого господства.

Согласно шестому пункту российское правительство заявляло о своей готовности приступить к рассмотрению вопроса о капитуляциях и благожелательно отнестись к экономическим и финансовым проектам, о которых оно будет уведомлено Портой.

Из текста исправленной Чарыковым декларации видно, что «вопросы факультативные» становились центральными, более важными, чем «основные». В этом действия Чарыкова серьезно расходились с линией российского Министерства иностранных дел. Нератов, выражая позицию правительства, стремился к частному соглашению с Турцией, а посол вел переговоры о заключении международного соглашения и тем самым фактически ставил русско-турецкие переговоры в зависимость от отношения к ним других стран.

В докладе Чарыкова руководству подчеркивалось, что великий визирь «вполне усвоил все значение предлагаемого сочинения и отнесся к нему с сочувствием и осторожностью» [349] АВПРИ. Ф. Секретный архив. Д. 458/477. Чарыков — Нератову 28 сентября (11 октября) 1911 г. Л. 68. .

Вскоре, 6 (19) октября, последовало выступление Саид-паши в палате депутатов. В своей речи он заявил, что Турции нельзя далее оставаться изолированной и что он будет добиваться соглашения с другими государствами. Чарыков, руководствуясь статьей, опубликованной в турецкой газете «Танин», писал Нератову: «Великий визирь находит, что Турции надлежит примкнуть к той или другой из политических групп, существующих ныне в Европе. Вероятно, великий визирь начнет свой аукционный торг с Германией и поставит ей дополнительные условия: 1) быстрое заключение мира с Италией, не оскорбительного для чести и самолюбия Турции и 2) допущение ее в Тройственный союз… Если переговоры с Германией не удадутся, то он приступит к торгу с нами». Но Турции легче договориться сначала с Англией, а потом с нами. Сближение Турции с Англией, по мнению Чарыкова, «может облегчить предстоящие с Турцией переговоры» [350] Там же. Чарыков — Нератову. 6 (19) октября 1911 г. Л. 94–97. . Чарыков возлагал большие надежды на политику Англии в Турции и в своих донесениях в Петербург постоянно запрашивал Нератова об отношении британского правительства к русско-турецким переговорам.

Между прочим, пребывавший с 1909 г. в Османской империи военно-морской агент А. Н. Щеглов, который наблюдал за работой посла, «поразился развязности тона и поверхностности оценок, который давал всем событиям на Ближнем Востоке посол Н. В. Чарыков, гофмейстер двора Николая II» [351] Шеремет В. И. Босфор. М., 1995. С. 24. . Российского посла в Стамбуле мастерски водили за нос, и Щеглов быстро понял, что «турки говорят и показывают послу именно то, что тому приятно знать и хочется видеть» [352] Там же. . Чарыков, по его мнению, игнорировал враждебные России акты турецких властей и выступления печати.