Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов

…Борьба с революционерами продолжалась с переменным успехом. В 1904 году у Спиридовича в Киеве возник конфликт и с местным — в лице Новицкого, — и с петербургским начальством, и он решил уйти из охранки. Он попросился на работу к тогдашнему генерал-губернатору Петербурга Трепову, и тот пообещал за него похлопотать. Обстановка в Киеве накануне революции была напряженной и сложной, она сказывалась и на настроениях сотрудников охранки: новая волна революционного движения ввергала их в страх, успехи же властей снова вселяли в них некоторую уверенность. До Спиридовича доходили сигналы о готовящемся на него покушении, а в январе 1905 года он получил анонимное письмо следующего содержания:

«Киев, Бульварно-Кудрявская, дом 20, Его Высокоблагородию Александру Ивановичу Спиридовичу, полковнику: Если дорожите жизнью, откажитесь от своей подлой деятельности, иначе и сами на себя и Ваши на Вас пусть не пеняют». Некоторое время спустя данные об угрожавшей его жизни опасности Спиридович получил от сотрудника Особого отдела Департамента полиции М. И. Гуровича, ведавшего так называемой департаментской агентурой, то есть внутренними агентами на местах, замыкавшимися в своей работе прямо на Департамент полиции. Гурович находился в командировке в Киеве и, по всей видимости, получил от своей агентуры достоверные сведения о том, что местный эсеровский комитет принял решение ликвидировать начальника Киевского отделения за его активную полицейскую деятельность.

Спиридович воспринял сигналы и предупреждения с адекватной серьезностью, и в конце апреля произвел в Киеве масштабные обыски и аресты среди членов эсеровской организации, однако опасность пришла с другой стороны — из партии эсдеков.

Однажды начальник Киевского охранного отделения на конспиративной квартире встречался с агентом из числа рабочих неким Руденко. В свое время он арестовывался, на дознании дал откровенные показания и выразил желание сотрудничать с охранкой. Спиридович взял его на связь. Потом произошла утечка информации, в рабочей организации большевиков узнали о предательстве Руденко и приняли решение его убить. Агент со слезами на глазах прибежал к Спиридовичу, умоляя принять меры по спасению его жизни. Меры были приняты, охранке удалось так повести дело, что Руденко в глазах своих товарищей был реабилитирован и оставлен в покое.

С тех пор прошло полтора года, сотрудничество с Руденко продолжалось. Последнее время он стал вызывать Спиридовича на встречи и сообщать о формировании у большевиков боевых «пятерок», которые собираются в укромных местах и тренируются в стрельбе из револьвера. Неделю тому назад Руденко звал Спиридовича поехать с ним на Лукьяновку, в предместье Киева, где якобы и должна была появиться «пятерка», но начальнику охранки что-то не понравилось в этом предложении, и он ответил, что поедет туда в следующий раз.

…Вечер, подполковника и агента отделяет маленький стол, на котором стоят два стакана чая. Беседа велась около получаса, Руденко говорил, а Спиридович делал пометки в записную книжку. И вдруг Спиридович видит, как агент вынул откуда-то браунинг, и на него в упор смотрит дуло. «У меня как-то сразу отяжелели и похолодели ноги, — вспоминает Спиридович. — Инстинктивно я протянул руку, сжал револьвер и, отведя его в сторону, выдавил из рук Руденко. Теперь меня бросило в жар. Руденко смотрел смущенно, пытался улыбаться, но это выходило криво. Спрашиваю: „Что это?“ — Отвечает, что это выдано ему из боевой организации для практики. Рассматриваю пистолет — щеки отвинчены, номера спилены, выгравирована какая-то надпись; все как следует, когда идут на убийство. В мозгу сверлит — по мою душу. Мы молчали. Я посмотрел на него внимательно, он опустил глаза. Неловко. Я позвонил, вошел мой служащий».

Спиридович приказал подчиненному выпроводить сотрудника и больше никогда его не пускать. Руденко же он попросил забыть о том, что были знакомы — так было бы лучше для всех. Агент ушел и больше в поле зрения охранки не появлялся.

Некоторое время спустя Спиридовича пригласили в местное жандармское управление на панихиду по трагически погибшим офицерам. Выйдя после церемонии на улицу, Спиридович пошел по городу, погрузившись в свои мрачные мысли. И вдруг он услышал беспорядочную стрельбу. Он не успел ничего увидеть, как что-то кольнуло, зашумело в ушах, все потемнело. Покушение было совершено неподалеку от охранного отделения, куда его внесли тяжело раненного. Очнулся он уже в больнице после операции.

Прошел месяц, и в Белой Церкви был арестован пьяный Руденко. На первом же допросе он показал, что стрелял в Спиридовича, что еще тогда, на конспиративном свидании он должен был убить жандармского начальника по заданию большевистского комитета, но не хватило духа. Не хватило духа выстрелить «напрямки» и при второй попытке — он стрелял в спину. После покушения Руденко три дня пьянствовал на деньги, полученные от комитета, пока не был схвачен.

Кстати, с покушением на начальника Киевского охранного отделения получилась целая история. Во-первых, в некоторых исторических исследованиях ошибочно указывается, что Спиридович в 1905 году был ранен террористкой. Вот что по этому поводу зафиксировано в приказе № 70 по Киевскому ГЖУ от 28 мая 1905 года, то есть в самый день покушения: «Начальник Киевского Охранного отделения подполковник Спиридович, возвращаясь сего числа в 12 часов 30 минут дня из… Управления в Охранное отделение против усадьбы № 27 по Бульварно-Кудрявской улице, был настигнут сзади неизвестным злоумышленником, который, произведя в него 7 револьверных выстрелов, двумя пулями ранил его в правую сторону спины и в правую ногу».

В приказе ГЖУ № 88 от 28 июня 1905 года говорится о том, что Спиридович был приговорен к смерти в апреле местными революционерами за свою активную сыскную деятельность. Рана в спину навылет, по заключению профессора Волковича, оказавшего потерпевшему первую медицинскую помощь, с учетом слабого состояния его здоровья, уже была смертельной. В июле медики сделали заключение о том, что чудом выживший Спиридович страдает «плевропневмонией правого легкого и нуждается в четырехмесячном заграничном отпуске с сохранением содержания». Вопреки этим объективным данным революционерка Е. Вагнер-Дзвонкевич в своих воспоминаниях, по-видимому, помимо своей воли, рисует яркую картину склок и взаимных претензий, возникших в киевском «революционном вольере» в связи с ранением Спиридовича. Мемуаристка утверждает, что жандармский подполковник среди бела дня был ранен в живот разрывной пулей: «Убийца скрылся, оставив на тротуаре только свою шляпу». Написать, что убийца стрелял в спину, у Вагнер-Дзвонкевич духу не хватило, и она пошла на явную ложь. Естественно, автор мемуаров пишет, что «огромное большинство киевской молодежи и обывателей» с большой радостью встретили это известие.