Рой Медведев - К суду истории. О Сталине и сталинизме

Наиболее жесткие формы такой конфликт приобрел во взаимоотношениях Сталина с Югославской Народной Республикой, которая в 1945 – 1947 гг. считалась наиболее передовой из стран народной демократии. Именно в Югославии антифашистская вооруженная борьба в годы Второй мировой войны приняла наибольший размах, причем руководящая роль коммунистов в этой борьбе была неоспоримой. Сразу же после освобождения в Югославии были проведены наиболее глубокие по тем временам демократические и социалистические преобразования, в том числе аграрная реформа и национализация промышленных предприятий. Именно эти успехи привели к росту популярности югославских руководителей среди народных масс в самой Югославии и в других странах народной демократии. Никто не мог сказать, что новая власть была навязана Югославии Советской Армией и советским вмешательством. Мы не собираемся рассматривать здесь вопрос о том, насколько правильными были внешняя и внутренняя политика Югославии в 40-е годы, это выходит за рамки нашей темы. Но Сталина в первую очередь раздражали не действительные или мнимые ошибки Тито, а его растущая популярность и независимость в своих суждениях и решениях. Стремление руководителей Югославии к самостоятельности своих решений, причем не всегда по советским образцам, вызвало разрыв между СССР и Югославией, наибольшую ответственность за что несет Сталин. Правительство Тито и руководство югославской компартии были объявлены «бандой троцкистско-бухаринских убийц» и «агентов империализма». В течение нескольких лет по требованию Сталина в коммунистической печати всего мира проводилась кампания клеветы против Тито и других руководителей Югославии, которая была объявлена страной «фашистской» диктатуры.

Со страниц советской печати раздавался прямой призыв к развязыванию гражданской войны в Югославии. Все экономические отношения с Югославией были прерваны, к ее границам были придвинуты советские войска. Хотя Сталин некоторое время всерьез обдумывал планы вторжения Советской Армии в Югославию, он не решился пойти на такой шаг. Главная ставка была сделана на создание подпольных групп и организацию убийства Тито. Но Тито хорошо охранялся, и почти все террористы, засылаемые в Югославию, арестовывались. Сталин был недоволен «плохой» работой МГБ и несколько раз говорил Берии: «Чего ты тянешь с этим делом?» – имея в виду убийство Тито. Между прочим, уже после смерти Сталина у него в письменном столе среди других важных бумаг лежала и короткая записка Тито. «Т. Сталин, – писал Тито, – я прошу прекратить присылать в Югославию террористов, которые должны меня убить. Мы уже поймали семь человек... Если это не прекратится, то я пошлю в Москву одного человека, и не потребуется присылать второго».

После разрыва с Югославией во всех странах народной демократии стала проводиться политика ускорения социалистических преобразований без учета специфических условий этих стран и их готовности к этим преобразованиям. В результате материальное положение народных масс стало ухудшаться. Однако Сталин и послушные ему деятели вроде М. Ракоши, Б. Берута, В. Червенкова, К. Готвальда, Э. Ходжи и некоторых других в ответ на критику встали в 1949 – 1952 гг. на путь массовых репрессий. Была воскрешена теория об обострении классовой борьбы по мере укрепления и развития социализма и создана версия о возникновении во всех странах народной демократии контрреволюционных организаций, руководимых из Вашингтона, Лондона и Белграда. При несомненной помощи и «методическом руководстве» советских карательных органов в Венгрии, Болгарии, Чехословакии, Польши, Румынии, Албании прошли массовые аресты «врагов народа», обнаруженных якобы как среди рядовых членов партии, так и в руководящих органах компартий. После этого почти во всех странах народной демократии были инсценированы «открытые» политические судебные процессы, которые явно копировали те фальсифицированные судебные процессы, которые были проведены в 1936 – 1938 гг. в СССР. Даже подготовка этих процессов частично проводилась в СССР, куда привозили заключенных из стран народной демократии. По свидетельству В. В. Зурабова, томившегося в послевоенные годы во Владимирской тюрьме, к началу 50-х годов эта тюрьма была переполнена коммунистами из стран народной демократии.

Большинство обвиняемых на судебных процессах в странах народной демократии, подвергнутые истязаниям, «признавались» в самых тяжелых преступлениях, которых они никогда не совершали. Так, например, Райк Ласло, бывший министр иностранных и внутренних дел Венгерской Народной Республики, заслуженный деятель международного рабочего движения и руководитель движения Сопротивления в Венгрии, «признался», что он давно является провокатором фашистской хортистской охранки, что он выдал полиции более 200 коммунистов, что он состоял на службе в югославской и английской разведках, что он не венгерский еврей, а немец и т. п.

Такие же фальсифицированные показания были сделаны и на провокационном судебном процессе в Болгарии, состоявшемся в первой половине декабря 1949 года. На скамье подсудимых в Софии оказалось одиннадцать коммунистов, занимавших различные, в том числе и самые высокие государственные посты. Главным обвиняемым был Трайчо Костов, член ЦК БКП с 1924 года, член Политбюро ЦК БКП, которого считали вторым по значению и авторитету деятелем болгарской компартии после Г. Димитрова. Трайчо Костов был, однако, арестован и обвинен в бесчисленных преступлениях еще при жизни Димитрова и с его согласия. Единственный из подсудимых, Трайчо Костов отверг предъявленные ему обвинения и продолжал отрицать свою виновность и разоблачать эту позорную судебную инсценировку на протяжении всего процесса. Петер Семерджиев так описывает поведение Костова в последний день процесса: «Трое главных обвиняемых получили возможность сказать свое последнее слово после остальных подсудимых. Трайчо Костов был вызван после Николы Павлова и перед Иваном Стефановым. Выпрямившись между двумя работниками государственной безопасности, облаченными в милицейские шинели, он смог сказать:

– В своем последнем слове перед уважаемым судом считаю долгом своей совести заявить суду, а через него и болгарской общественности, что я никогда не служил английской разведке, никогда не участвовал в преступных планах Тито и его клики...

Председатель суда попытался перебить его, чтобы предотвратить его последующее высказывание. Но Трайчо Костов торопился закончить свое последнее слово:

– Всегда относился... с уважением и почитанием к Советскому Союзу...

В зале суда стало шумно. Состав суда, многочисленные представители государственной безопасности были смущены. Среди подобранной публики наступило оживление. Агенты, охранявшие Трайчо Костова, вцепились в него и старались вынудить его сесть. Только стоявшие близко могли слышать его слова: