Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России

Как бы то ни было, русское городское самоуправление, несмотря на ограниченность своего бюджета, который, впрочем, непрерывно увеличивается, оказало значительные услуги учреждением средних школ в таких размерах, что по крайней мере в обеих столицах — вопрос об обязательном обучении мог бы быть серьезно подвинут вперед. И лишь недостаток в средствах и огромные расходы в силу климатических условий на содержание и починку городских улиц препятствует маленьким муниципалитетам больше, чем столицам обратить внимание на освещение, чистоту и украшение их городов. Бесполезно упрекать их в расходах на постройку обширных и элегантных зданий Думы. До известной степени это вопрос гордости — иметь рядом с дворцом, в котором обыкновенно собираются дворяне для разрешения своих нужд, не менее блестящее здание для управления городскими делами. Никогда никакая буржуазия не могла устоять перед подобным искушением, и великолепные ратуши, которыми покрыты Франция, Германия и Бельгия, едва ли способны доказать обратное.

Преобразование всего судебного дела России обыкновенно отмечается, как третья из великих реформ, проведенных в царствование Александра II. Она заслуживает, конечно, меньшего внимания со стороны иностранной аудитории, ибо она менее оригинальна, чем освобождение миллионов крестьян с сохранением их земли и их системы общинного владения. В главных чертах реформа 1864 года, несомненно, следовала иностранным образцам и, преимущественно, английскому и французскому. Так, в Англии русские законодатели нашли систему мировых судей, разбирающих мелкие дела — единолично в первой инстанции и коллегиально во второй; в Англии же мы найдем и образец, из которого заимствован был институт присяжных заседателей, введенный в русское уголовное судопроизводство законом 1864 года. С другой стороны, принцип более или менее строгого разделения властей судебной и исполнительной, введение единого для всей империи кассационного суда и ограничение права апелляции специальными судами вполне, по-видимому, соответствуют той практике, которая установилась во Франции еще в эпоху великой революции, еще до издания знаменитых кодексов Наполеона I. Система проверки предварительного допроса обвиняемого, произведенного судебными следователями, новыми допросами в присутствии судей и присяжных заседателей; роль, которую играют в этом допросе государственный обвинитель и адвокат, как и их состязательные речи в обвинение и в защиту подсудимого; способ заключения прений путем резюме председателя, обращенного к присяжным заседателям, все эти и многие другие черты кажутся непосредственно заимствованными из нынешней французской судебной практики.

Но если мы не ограничим своего анализа внешними чертами, мы увидим, что законоведы, на долю которых выпала трудная задача реорганизации русских судов и русского судопроизводства, приняли в соображение не столько судебные учреждения и приемы какой-либо отдельной страны, сколько общие принципы, господствующие у всех цивилизованных народов Европы. Приведем пример. Все, конечно, знают, что, подражая Англии и ее суду присяжных, государства европейского континента, начиная с Франции, отказались распространить компетенцию этого института на гражданские дела; причиной этого был технический, по преимуществу, характер вопросов, относящийся к праву имущественному или личному и к договорному праву. Так же точно был отброшен институт большого жюри, решающего вопрос о предании суду, и практика опроса двенадцати лиц, назначением которых является произнесение вердикта как по вопросам факта, так и по вопросам права. Таким образом, создалась на континенте судебная теория и практика, имеющая в английских учреждениях лишь свои первые корни и расходящаяся с ними не только в деталях, но и в общих принципах этой именно системы, поскольку она была выражена в трудах немецких авторитетов, особенно Миттермейера, и которой последовали авторы закона 1864 года, определяя характер отношений между судьей и присяжными.

Возьмем другой пример, а именно — организацию корпораций присяжных поверенных. Ясно, что они были созданы по образцу уже существовавших во Франции учреждений этого рода; однако мы находим в них немаловажные и не всегда в пользу русских учреждений отличия.

Так, Россия уничтожила институт «avoues» (присяжных стряпчих) и поставила, таким образом, лицом к лицу истца и его адвоката. Оказалась ли выгодной для истца экономия расходов, шедших на вознаграждение этого третьего лица за его посредничество? Мы склонны думать, что это оставляет тяжущегося совершенно беззащитным по отношению к его адвокату и позволяет последнему вынуждать у него какую угодно сумму денег.

Еще один пример — и на этот раз в пользу русской системы. Общественное мнение не позволило прокурорам стать по отношению к подсудимому в такое положение, какое, к сожалению, слишком склонен занимать прокурорский надзор во Франции. Вместо того, чтобы поддерживать прокурора, как это обыкновенно происходит во Франции, председатель суда в России должен выразить свое личное мнение и показать присяжным как те факты, которые подтверждают обвинение, так и те, которые говорят в пользу подсудимого. Некоторые из лучших председателей так добросовестно понимали свой долг в этом отношении, что объясняли присяжным душевное состояние человека, который, как Вера Засулич, мстил злоупотребившему своей дискреционной властью чиновнику, нанесшему оскорбление лицу, совершенно ей незнакомому.

Из предыдущего можно видеть, что судебная система и судопроизводство не являются рабским подражанием английскому и французскому образцам, но скорее родом применения к русским условиям тех общих принципов, которые медленно развивались теорией и практикой наиболее просвещенных европейских народов. Не совсем так смотрит на закон 1864 года реакционная партия. Она говорит о нем обыкновенно, как о наиболее несчастной из всех реформ царствования Александра II, ибо она совершенно уничтожила всю прежде существовавшую систему. Но дело в том, что и сами деятели реформы были весьма далеки от желания такого результата; если же они пришли к нему, если они опрокинули всю действовавшую судебную систему, то причиной этого была невозможность сохранить малейшую ее часть, так как все в ней резко противоречило новой системе гласного и состязательного судопроизводства. Грубой ошибкой было бы считать отмеченную систему строго национальной по своему происхождению; как и новая система, она пришла к нам из Европы, где инквизиторское судопроизводство, составлявшее ее главную черту, было в употреблении уже много веков. Но, уничтожив принцип, по которому судебная истина может быть установлена некоторым путем формальных улик, реформаторы по необходимости пришли к тому заключению, что они не могут не ввести в России суда присяжных — единственного суда, позволяющего рассматривать приговор, как выражение внутреннего убеждения, продиктованного совестью, а не формальными уликами.