Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России

Русский полицейский устав ставится на одну доску с канонами католической или какой бы то ни было другой церкви и даже имеет перед ними преимущество: такова точка зрения русских чиновников всех рангов на свободу совести и на взаимные отношения власти духовной и светской. Ничего нет удивительного, что генерал-губернаторы обнаруживают такую же бесцеремонность по отношению к приходским священникам при исполнении последними своих официальных обязанностей. Вот, например, содержание одного документа, относящегося к 1881 году; это официальный перечень различных проступков, которые может совершить приходской священник и за которые по постановлению виленского генерал-губернатора графа Тотлебена полагается штраф: 1) поездка в соседний приход для совершения церковной службы без предварительного разрешения гражданских властей; 2) произнесение проповеди собственного сочинения, не получившей разрешения цензора; 3) сбор денег среди прихожан на неизвестные местным властям или неразрешенные ими цели; 4) несообщение прихожанам в надлежащее время дня годовщины рождения государя и других членов Императорского дома или каких-либо других официальных праздников; неотправление в такие дни церковной службы или совершение обедни в слишком ранний час; 5) совершение религиозных процессий вне церковной ограды или в дни, не обозначенные в официальном списке. За подобные якобы проступки приходские священники подвергаются штрафу в сумме от трех до четырехсот рублей.

Если принять во внимание, что эти штрафы обыкновенно выплачиваются путем подписки среди прихожан, то будет понятно, в какой степени увеличивают они ту антипатию, которую польские крестьяне питают к своим «благодетелям». Такое же действие производит строгое соблюдение правила, в силу которого все ученики, даже католического исповедания, обязаны присутствовать на церковных службах в дни официальных праздников. По церковным же католическим правилам присутствие на церковной службе схизматиков считается грехом. И таким образом, одиннадцати-двенадцатилетнее дитя попадает в альтернативу — или быть уволенным из школы за неподчинение официальным требованиям, или получить выговор от своих родителей и духовника.

Чтобы не останавливаться дальше на бесконечном перечне этих глупых и тиранических предписаний, достаточно будет указать на тот факт, что попечители учебных округов, желая проявить свое усердие в деле обращения польского юношества в православное и русское, воспользовались циркуляром министра народного просвещения от 1879 года и совсем почти исключили духовенство из числа преподавателей катехизиса в средних школах. Недавние статистические исследования показывают, что в 1892 году из двух тысяч восьмисот шестидесяти трех существовавших в Царстве Польском средних школ только в ста пятидесяти четырех катехизис преподавали лица духовного звания. Это раннее освобождение молодых умов от всякого религиозного контроля в значительной мере объясняет, не говоря уже о других результатах, быстрые успехи социалистической пропаганды. Несомненно, что в Польше эта пропаганда имела больший успех, чем в какой-либо другой части империи. Этому содействовали многие причины: быстрое развитие промышленности; значительное число немецких рабочих, членов социал-демократической партии в лодзинских и сосновицких промышленных предприятиях; наконец — и это не наименее важная причина — ослабление естественного противодействия, которое встречала теория классовой борьбы в учении церкви о подчинении властям. Грядущая социальная революция сделала значительные завоевания в умах польских рабочих, но кто решится утверждать, что это выгодно для русского господства?

Не более действительными в этих попытках обрусения Польши оказались и меры, направленные к искоренению польского языка и к замене его русским. Не только все науки в Варшавском университете, в гимназиях и в других средних школах должны были преподаваться на русском языке (исключение делалось только для катехизиса), но обязательность последнего была так же точно распространена и на низшие школы, клубы, общественные собрания, театры, магазины (все торговые объявления) и, особенно, на всякую официальную переписку. Большая часть этих мер была принята генерал-губернаторами в 1866 и 1868 годах и явилась источником курьезнейших фактов: много лиц было присуждено к штрафу за то, что сказали по-польски какому-нибудь окружному казначею фразу вроде: «Я дам вам два рубля мелкой монетой». Однако эти предписания были подтверждены и впоследствии, а именно в 1881 и 1893 годах. Приведем один из сотни примеров этого рода: знаменитая примадонна Зембрих была присуждена к штрафу в сто рублей только за то, что на одном концерте спела польскую песню без предварительного разрешения.

Вот каковы польские priVIlegia odiosa, ненавистные как и самому непосредственно заинтересованному польскому народу, так и русским патриотам, с отчаянием спрашивающим себя: чем станет союз славян, если главная ветвь его будет третироваться таким чудовищно бессмысленным образом? И это происходит в то время, когда безостановочное движение немцев на восток путем так называемого мирного завоевания представляет серьезную опасность для славянского будущего; когда всемогущие экономические интересы и, именно, возможность для поляков продавать свои товары на всем обширном пространстве Российской империи благоприятствуют доброму согласию между поляками и русскими. И в это-то время Россия делает все, чтобы убедить своих соплеменников, что даже под управлением немцев, как, например, Австрии, их религиозные и национальные интересы имеют больше шансов на защиту, чем под ее собственным господством. Сравните положение Галиции, где поляки имеют университеты, средние и низшие польские школы и где они пользуются не только местным самоуправлением, но даже правом обсуждения общих интересов Цислейтании и участием в назначении федерального министерства и представительства, сравните, говорю я, это положение с теми условиями, в какие поставило поляков родственное им по племени правительство в России и в Западной области. Путем такого сравнения мы легко поймем, почему со стороны славян нельзя ожидать движения, подобного тому, которое создало федерацию из немецких королевств и республик, пока политика подозрения и постоянных репрессий не сменится политикой доброго согласия, основанной на взаимном признании прав на личное и на национальное существование. Если бы Польша была объединена с Россией одной общей династией, но имела бы свое собственное местное и центральное самоуправление, то могущество империи не только не уменьшилось бы от этого, но даже в значительной степени усилилось бы, не говоря уже о том, что все славянские народы стали бы прибегать к покровительству России и к ее политическому руководству.