E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

Идешь мимо, смотришь на нихъ, покорныхъ, тихихъ, темныхъ, оторванныхъ отъ всего, что имъ дорого, пригнанныхъ сюда… и на душе становится тягостно, грустно. Мне говорили, что жизнь ихъ – такая суровая и жестокая проза, что, пожалуй, этотъ бивуакъ, относительный покой и обезпеченность, какъ въ куске хлеба, такъ и быстромъ окончаніи земной комедіи, ихъ вполне удовлетворяетъ.

Невольно хотелось протестовать противъ этой страшной неправды, противъ издевательства надъ человеческой природой, заступиться за нихъ…

…Но передъ кемъ, по какому праву? всегда ловилъ я себя въ своей сентиментальности и успокаивался, силясь настроить себя на подобающій обстановке ладъ.

Редкій изъ офицеровъ, съ которыми я прогуливался по сторожевой цепи, не напутствовалъ меня фразой, которую я почти заучилъ наизусть.

– Вы, голубчикъ, постоянно въ штабе, съ начальствомъ видитесь, говорите. Узнайте, пожалуйста, когда насъ сменятъ. Мочи нетъ, верьте: третью неделю безсменно въ сторожевомъ охраненіи; жарища, пища плохая, завшивели и мы и люди. Хоть бы денька на два сменили, пообмыться и отдохнуть. День еще ничего, а ночью изводъ одинъ. Нервы напряжены страшно. Все японецъ мерещится. Пожалуйста, пріедете въ штабъ – разузнайте, цидулечку съ охотникомъ и пришлите. Все будетъ легче.

Не въ комфортабельныхъ помещеніяхъ штаба Стесселя, домикахъ Фока, даже не на бивуаке Семенова, где мы спали спокойно, а въ сторожевой цепи, почти подъ открытымъ небомъ, въ вечномъ напряженіи, въ виду самаго противника – вотъ где истинная боевая обстановка. Только тотъ офицеръ, который неделями просиделъ въ сторожевомъ охраненіи, а затемъ вместо смены и отдыха выдержалъ два, три дня непрерывнаго боя подъ щедрымъ свинцовымъ дождемъ противника – только тотъ имеетъ право сказать, что онъ былъ на войне, только тотъ можетъ носить въ память ея какой-нибудь орденъ.

У насъ же въ Артуре все штабные, спавшіе въ удобныхъ походныхъ постеляхъ, получили массу наградъ, а многіе изъ товарищей, мокнувшіе подъ дождемъ и умиравшіе подъ огнемъ, едва получали по "клюкве" (Анна 4-ой степени; красный темлякъ на шашку), а то и совсемъ оставались безъ наградъ.

Объездъ генераломъ Стесселемъ передовыхъ позицій.

Въ первыхъ числахъ іюля прошелъ слухъ на передовыхъ позиціяхъ, что въ ближайшемъ будущемъ начальникъ раіона собирается лично объехать всю оборонительную линію.

Въ одну изъ субботнихъ поездокъ въ Артуре я зашелъ въ штабъ раіона къ подполковнику Іолшину узнать о справедливости распространившагося слуха.

Живой, общительный подполковникъ принялъ меня очень любезно.

– Да, да – собирается къ вамъ на позиціи. Будетъ уму-разуму учить, мужество и храбрость вселять. Приготовляйтесь, гроза на васъ надвигается. А у Фока вы были? Советую, советую почаще бывать. Этотъ типикъ прямо въ разсказъ просится. Вы, эдакъ, сторонкой, чтобы онъ васъ не виделъ, послушайте его. Такихъ откровеній наслушаетесь, что просто диво. Ну и компанія въ Артуре подобралась – чемъ все это кончится?

Наблюдайте, пристально наблюдайте, все запоминайте, по возможности записывайте, на память не надейтесь. Впоследствіи ваши очерки будутъ очень интересны. Только помните мой советъ – будьте политичны. Въ душе возмущайтесь сколько угодно, отъ этого только выиграютъ ваши записки, но со всеми живите въ мире. Кругомъ столько творится возмутительнаго, что нужно пріучить себя къ хладнокровному отношенію къ событіямъ. Главнымъ образомъ старайтесь жить въ мире съ Стесселемъ. Этотъ господинъ только для виду ругаетъ печать, а въ душе ее боится. Однимъ словомъ, вы меня понимаете.

Я полюбопытствовалъ узнать, на какой день назначенъ объездъ позицій.

– Положительнаго ничего не могу вамъ сказать, но на дняхъ онъ состоится. Вы, кажется, живете въ штабе Семенова?

– Да.

– Ну, вотъ и отлично. Я по телефону накануне вамъ сообщу о часе выезда изъ Артура. Советую вамъ встретить Стесселя и сопровождать его при объезде.

На этомъ мы разстались.

9 іюля вечеромъ дежурный телефонистъ попросилъ меня къ телефону. Говорилъ подполковникъ Іолшинъ. Оказалось, что завтра въ 5 часовъ утра генералъ Стессель съ экстреннымъ поездомъ выезжаетъ на 11-ую версту.

Я отправился съ этой новостью къ полковнику Семенову.

Онъ уже зналъ объ этомъ.

На мой вопросъ, поедетъ ли онъ на левый флангъ, онъ ответилъ:

– Нетъ, я отлучаться отсюда не имею права. Я буду ожидать его здесь. Генералъ, вне всякихъ сомненій, осмотритъ всю боевую линію и, конечно, очень подробно ознакомится съ обороной праваго фланга.

Предположеніе полковника Семенова не оправдалось: генералъ Стессель осмотрелъ только левый флангъ, на правый даже не заглянулъ. Это было вполне естественно. Правый флангъ укреплялся по иниціативе Смирнова и Кондратенко, и этого было достаточно, чтобы его игнорировать.

Вспоминаю характерный фактъ, иллюстрирующій отношеніе Стесселя и его штаба къ покойному Кондратенко.

После возстановленія оборонительной линіи на Зеленыхъ горахъ 21 іюня, подъ личнымъ руководствомъ генерала Кондратенко, я заехалъ зачемъ-то въ штабъ раіона. Я, между прочимъ, зналъ уже, что Романъ Исидоровичъ проэктируетъ боевую рекогносцировку на левый флангъ противника съ целью отбросить его въ глубь полуострова и обнажить подступы Куинъ-Сана. Онъ, сознавая въ полной мере важное значеніе последняго, все собирался его отобрать.

Какъ теперь помню слова одного изъ видныхъ офицеровъ штаба.

– Кондратенко слишкомъ горячъ, онъ тамъ черезчуръ много фантазируетъ. Мы решили его сократить, а въ случае надобности совсемъ убрать, а то онъ со своей юношеской лихостью натворитъ намъ чудесъ.

Это "мы" готово было меня привести въ бешенство, но я сдержался и запомнилъ эту тираду съ иголочки одетаго штабовика.

Я уверенъ, что если бы не энергичное противодействіе Смирнова и не уменіе Кондратенко ладить со Стесселемъ, последній былъ бы удаленъ отъ командованія правымъ флангомъ,

Однако, вернусь къ объезду Стесселемъ оборонительной линіи.

Передавъ своему вестовому Николаю Худобину, что завтра къ 5 часамъ нужно оседлать лошадей, отправился я въ свою палатку. Я жилъ съ поручикомъ 26 полка Сенкевичемъ. Въ палатке засталъ еще поручика Чивчинскаго; какъ первый, такъ и последній заведывали конными охотничьими командами.

Оба они сидели на постели.

Одинъ видъ этой парочки заставилъ меня при входе расхохотаться. Они уже знали о прибытіи на завтра Стесселя и встретили меня съ такими внушительно-торжественными физіономіями, которыя положительно отражали на себе все: ужасъ, восторгъ, насмешку и озлобленіе.