E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

– То на правомъ, а то у меня здесь. Я произвожу по всей линіи массу работъ, оне должны скоро кончиться; по разсчету, къ 13-му. Откроемъ мы огонь, они намъ ответятъ, рабочіе разбегутся, работы не будутъ окончены. Нетъ, нетъ, я противъ этого. Делайте, какъ хотите, я не отвечаю за последствія. Огонь откроемъ, сюда по всей линіи они ответятъ. Бедные солдатики въ окопахъ – передъ боемъ имъ нужно отдыхать. Снарядовъ у насъ мало, чемъ будемъ защищать Артуръ, отбивать штурмъ здесь и тамъ?- Фокъ убеждалъ, Фокъ горячился. Онъ искренно не хотелъ того, противъ чего протестовалъ.

Кондратенко молча отошелъ въ сторону. Прислуга у батарей тоже не знала, что делать.

Все ожидали, чемъ решитъ Стессель.

– Ну, если нельзя, такъ нельзя. Скажите тамъ, что стрелять не будемъ – спокойно вещалъ начальникъ раіона.

Кондратенко, скрывая свое состояніе духа, которое, полагаю, было не изъ завидныхъ, о чемъ-то разговаривалъ съ однимъ изъ офицеровъ.

Тронулись дальше, Кондратенко шелъ въ самомъ хвосте.

Большинство изъ офицеровъ беседовало по поводу только что разыгравшагося инцидента.

Кто шутилъ, кто злился; большинство, видимо, не придавало ему никакого значенія.

Фокъ офицеровъ своей дивизіи давно пріучилъ къ своимъ дикимъ выходкамъ. Да и устали уже все порядочно: третій часъ былъ на исходе.

Давно пора было закусить.

Впереди меня шли два молодыхъ офицера, тоже слышавшихъ все, что произошло у мортиръ.

– Вотъ где истинные союзники японцевъ, сказалъ одинъ изъ нихъ.

– А что? хитро улыбаясь, спросилъ товарищъ.

– Да разве ты не слышалъ разглагольствованій Фока? Взять бы этихъ господъ, связать, посадить на коней и отправить въ подарокъ японцамъ.

– Нетъ, врешь, братъ! Они бы ихъ не приняли. Это значило бы растянуть оборону крепости на неопределенное время. После Кинжоускаго боя они вполне оценили этихъ полководцевъ и, конечно, надеются въ союзе съ Стесселемъ и Фокомъ быстро овладеть Артуромъ.

Устами этихъ юношей говорила сама истина.

Осмотръ позицій продолжался въ томъ же порядке, въ какомъ онъ начался.

Указаній или какихъ-нибудь существенныхъ поправокъ никто не делалъ. Все шли покорнымъ стадомъ за Стесселемъ. Последній время отъ времени останавливался, смотрелъ впередъ, хвалилъ выбранныя позиціи, приговаривая:

– Ну, где тутъ японцамъ добраться до насъ? Не дойдутъ, подохнутъ мерзавцы. А сколько ихъ испортится на фугасахъ! Нетъ – я совершенно спокоенъ. Уверенъ, что никакая ихъ часть не дойдетъ сюда.

Все слушали эти разглагольствованія и молчали. Проходя мимо окоповъ, Стессель внушалъ стрелкамъ, что имъ нечего бояться пуль, шрапнелей и осколковъ… Блиндажи уберегутъ васъ отъ нихъ; если вы отсидитесь, то побьете много врага, если вылезете – понесете большія потери. Генералъ Стессель говорилъ о блиндажахъ. Солдаты слушали его и, уверившись, что у нихъ есть блиндажи, громко кричали ему вследъ: Такъ точно! Рады стараться, ваше превосходительство!

Но я то былъ не слепъ, не ночь была, солнце светило ярко. Блиндажей или чего-нибудь напоминающаго ихъ я не виделъ на всемъ нашемъ пути. Были вырыты мелкіе окопы, безъ всякихъ даже признаковъ козырьковъ. Окопы были открыты какъ для ружейнаго, такъ и шрапнельнаго огня. А о действіи на нихъ фугасныхъ бомбъ и говорить было нечего.

Къ несчастью, у меня не сохранились снимки этихъ окоповъ. Мне пришлось ихъ оставить при бегстве изъ Артура. Читатель воочію убедился бы, какіе это были окопы и блиндажи.

Не говоря уже о блиндажахъ,- не было настоящихъ стрелковыхъ окоповъ, люди сидели въ какихъ-то не то ямахъ не то рвахъ и верили своему начальнику, что сидятъ въ отличныхъ блиндажахъ и на предложеніе его тамъ сидеть орали:

Рады стараться!

Этотъ фактъ мне красноречиво говорилъ, какъ въ боевой обстановке главный начальникъ можетъ гипнотизировать массы.

Въ этотъ день я еще ближе познакомился со Стесселемъ. Я понялъ, что онъ своей фигурой, громкимъ голосомъ, даже несвязными речами можетъ произвести впечатленіе. Я окончательно убедился, что онъ все, что ему Богомъ и Фокомъ даровано, сумеетъ использовать до конца.

Не летай впоследствіи по городу снаряды, не разрывайся они по всей его площади, я более чемъ уверенъ, что онъ никогда не сдалъ бы Артура.

Часамъ къ 5-ти мы добрались до одной изъ скорострельныхъ полевыхъ батарей.

Осмотревъ батарею, поздоровавшись со стрелками, Стессель и Фокъ, справившись о времени, начали проявлять все признаки крайняго возбужденія и безпокойства.

Фокъ гнусилъ своимъ голосомъ въ одномъ месте – Стессель разносилъ кого-то въ другомъ.

Сначала мы не могли понять, что такое произошло, почему нашъ предводитель, целый день бывшій въ такомъ прекрасномъ настроеніи, гневается.

Разгадка оказалась простой.

Оказывается, по иниціативе коменданта крепости, начальникомъ артиллеріи генералъ-маіоромъ Белымъ должна была быть произведена боевая стрельба по вершине Куинъ-Сана орудіями одной изъ батарей с восточнаго фронта крепости, если не ошибаюсь, съ батареи "Большое Орлиное гнездо".

Огонь предполагалось открыть между 5 и 6 часами вечера. А мы, какъ на грехъ, очутились какъ разъ на створе этой батареи. Генералы Фокъ и Стессель сначала крепились, но когда стрелка часовъ стала приближаться къ этому роковому часу, они не могли оставаться хладнокровными.

Тревожныя лица выдавали ихъ напряженное душевное состояніе. Ежесекундно могъ раздаться вой приближающагося снаряда, а при сравнительной дальности разстоянія онъ могъ дать недолетъ и разорваться.

Ни Стессель ни Фокъ еще не испытывали этого пріятнаго ожиданія, такъ какъ еще ни разу не были въ сфере действительнаго артиллерійскаго огня.

Итти дальше не имело смысла, т. к. при большой разсеиваемости снарядовъ (при стрельбе съ дальнихъ дистанцій, да еще изъ орудій стараго образца) любой снарядъ, давъ недолетъ, могъ лечь на пути дальнейшаго следованія. Последнее, конечно, было трудно предположить, т. к. на батареяхъ прекрасно знали, что впереди наши войска, и поэтому прицелъ взяли бы на крайнюю дистанцію и никогда не допустили бы недолета.

Положеніе нашихъ "героевъ" было критическое. Они страшно волновались и въ силу этого не могли здраво разсуждать. Страхъ и неизвестность овладевали ими съ каждой минутой сильней.

Стессель неистово кричалъ – все было теперь плохо и неисправно, неудачно.

Уже было почти четверть шестого.

Напряженіе дошло до крайнихъ пределовъ, нуженъ былъ выходъ, иначе свершится нечто позорное, которое уже ничемъ нельзя будетъ поправить… и Фокъ, геніальный Фокъ нашелъ этотъ выходъ.