E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

Насъ мало? Нетъ! Насъ много, насъ – несокрушимая сила, потому что мы все до единаго готовы умереть за Царя и Россію.

Два дня вы уже геройски защищаете наши позиціи.

Вы, дорогіе товарищи – Семеновъ указалъ рукой на окопы – сумеете отстоять и Артуръ!

Гимнъ! -

Лицо говорившаго преобразилось – глаза сверкали огнемъ правды, которая у него была на душе.

Глубокая тишина огласилась мелодичными звуками народнаго гимна.

Играли съ воодушевленіемъ, все присутствовавшіе пели.

Затемъ грянуло "ура", подхваченное наверху въ окопахъ на 10 верстъ.

Долго и громоносно катилось оно.

Эхо отражало и повторяло его.

Опять все стихло.

Ненадежное то было затишье.

Еще во время исполненія гимна многіе изъ насъ заметили, что засвистели пули. Одни не придавали этому значенія, другіе объясняли случайнымъ перелетомъ изъ-за горъ…

Я тоже былъ склоненъ думать, что это случайные перелеты.

Итакъ, кончился второй томительный день.

Все устали отъ сознанія ежеминутной опасности, отъ вихря впечатленій тревожнаго дня, но темъ не менее каждый держалъ себя въ рукахъ бодро. Всемъ импонировалъ энергичный, деятельный, не знающій усталости начальникъ отряда.

Резервъ отошелъ въ лощину.

Музыка отправлена въ штабъ.

– Господа! что это за безобразіе – пули все время свистятъ. Откуда это?

– Перелетъ изъ-за Зеленыхъ горъ.

– Пора бы, кажется, угомониться. Вчера этого не было. Нужно же въ самомъ деле отдохнуть, шутитъ молодежь: десятый часъ въ начале, да и есть хочется.

– Кстати, подполковникъ Вольскій, что кухни все отправлены впередъ?

– Такъ точно, г. полковникъ. Некоторыя уже вернулись.

– Капитанъ Успенскій, пожалуйте-ка сюда. Мне нужно еще обстоятельно съ вами поговорить.

Группа офицеровъ отошла къ скалистому обрыву, где установленъ телефонъ, и принялась закусывать.

– А, батюшка! Какъ, вы оттуда, съ передового перевязочнаго пункта?

Ну что, какъ наши раненые, очень страдаютъ?

Не хотите ли подкрепиться?

Ужъ извините – Смирновки нетъ, Верещагинская-съ.

– Да, великое множество убіенныхъ и страждущихъ. Господь послалъ за грехи наши великое испытаніе. Страждутъ и переносятъ ниспосланное испытаніе кротко, въ долготерпеніи – повествовалъ батюшка, водя рукой по бороде, груди и трогая крестъ: воистину, истинные христіане, истинные! За веру, Царя животъ свой полагаютъ героически. Иныхъ облегчалъ лишь словомъ напутствія; иные удостоились, по неизреченной милости Господа Славы,- вдохновенный взоръ увлекшагося батюшки уходилъ въ глубь небесъ – причащенія святыхъ нерукотворенныхъ Тайнъ Христовыхъ, и съ миромъ отходила душа мучениковъ Христовыхъ на лоно Авраама, Исаака и Іакова. Тяжело и въ мысляхъ. Тяжело и въ сердцахъ. Тяжело.

– А вы, батюшка, водочки – легче будетъ.

– Воистину, Христосъ страдалъ – тако и намъ подобаетъ. Но все же тяжело.

– Да вы, батюшка, водочки. Разстроились вы. Нервы то гуляютъ съ непривычки. Выпейте и закусите, а потомъ опять выпейте. Сразу всю меланхолію какъ рукой сниметъ. Кто умеръ, того не вернешь, а живой пей водку, закусывай, работай и надейся. Ну вотъ и отлично. Эй, вестовой, дай-ка посудину поглубже.

Мирно шла беседа между офицерами. Подполковникъ съ увлеченіемъ разсказывалъ о штурме Плевны, молодежь исправно закусывала.

Полковникъ Семеновъ, забывъ усталость, оживленно беседовалъ съ капитаномъ Успенскимъ передъ развернутой картой.

Месяцъ въ пелене вечерней мглы. Кругомъ все успокоилось.

Казалось, что, какъ и вчера, ночь пройдетъ относительно спокойно.

Поджидали генерала Кондратенко.

Вдругъ изъ-за скалы выдвигаются два силуэта – военные бродяги, самовольно отлучившіеся отъ своихъ частей.

– Вы чего?

Видъ у нихъ испуганный и довольно потрепанный.

– Такъ что, ваше благородіе, мы… они…

– Что такое – говори же толкомъ!

– Вонъ тамъ японецъ прорвался, показываетъ въ сторону новой дороги: видимо-невидимо претъ.

– Да где же тамъ?! Зачемъ же вы то пришли? Ну, прорвались – ихъ отгонятъ. А вы, вы зачемъ пришли? Прислали васъ, что ли?

Въ долине у новой дороги ничего не слышно. Все покойно. Донесеній никакихъ нетъ.

– Врутъ что-нибудь.

– Никакъ нетъ, меня чуть не ранили. Его тоже тамъ…

Подошелъ Семеновъ.

– Что тутъ такое? Объяснили.

– Зайцы вы, трусы подлые! Задержать ихъ въ обозе.

– Г. полковникъ,- конный охотникъ.

– Давайте его сюда. Посветите.

Читаетъ – все лицо побагровело.

– Коней, да живо!- Все повскакали и собрались около него.

– Коней! говорю. Оглохли, что ли?

Охотники уже вели лошадей.

Затемъ уже спокойнее онъ обратился къ намъ.

– Японцы прорвались на участке противъ новой дороги. Наши подались.

Ну такъ что же? Сейчасъ поправимъ.

Стойкость и хладнокровіе прежде всего.

Подполковникъ Вольскій! Резервъ, за мной!

Беглецовъ задержать! Загоровскій, на левый флангъ!

Вскочивъ на коней, въ сопровожденіи офицеровъ, охотниковъ, понеслись къ месту прорыва – туда, где вчера утромъ Кондратенко остановилъ отступленіе.

Резервъ следовалъ за ними бегомъ,

Впереди шла уже сильная и безпорядочная стрельба. Залповъ не слышно.

Та-та-каетъ лишь пулеметъ. Чей – разобрать трудно.

Въ то время, когда мы въ долине торжествовали победу, когда "ура" съ долины перешло на высоты, въ окопы, было подхвачено всеми стрелками, японцы, воспользовавшись этимъ моментомъ, неожиданно бросились впередъ и прорвались на участке противъ новой дороги.

Поднялась невообразимая суматоха. Общая связь окоповъ была прервана. Разобщенные участки не знали, что имъ предпринять – считать ли себя отрезанными, наступать, или отступать.

Ружейный огонь усиливался, стреляли и въ своихъ и въ японцевъ, местами доходило до штыкового удара,- хаосъ форменный.

Обозные, услышавъ эту безпорядочную стрельбу, заложили лошадей, а одного известія "прорвались" достаточно было, чтобы все это обозное войско устремилось назадъ, въ Литангоускую долину.

Чуть ли не въ карьеръ понеслись они туда. Въ устье долины дорога даетъ крутой поворотъ, здесь все остановилось – ни взадъ ни впередъ. Патронныя двуколки, кухни, обозы, лазаретныя линейки, попавшій какимъ-то образомъ взводъ мортирной батареи, извозчики, носилки – все это перемешалось и ни съ места,

– Дорогу, дорогу – начальникъ дивизіи едетъ, кричали впереди.

Где тутъ дорогу – тронуться не могутъ.

Кондратенко, свернувъ съ дороги, прямо по мелководью, сопровождаемый взводомъ казаковъ, понесся къ месту прорыва.

Японцы упорно стремились впередъ. Наши ожесточились и, ободренные личнымъ присутствіемъ своего начальника дивизіи и полковника Семенова, ударили. Японцы не выдержали дружнаго удара и отступили.