Виктор Мануйлов - Иду на вы!

Народ все подваливал и подваливал, прослышав, что сам сказитель Баян (от баить – говорить, сказывать) вернулся в стольный град Киев из южных земель, где скрывался от ищеек каганбека Хазарского, поклявшегося будто бы на своей священной книге, что поймает сказителя и посадит на кол в своем стольном граде Итиле. И будто бы обещал большую награду тому, кто выдаст Баяна в руки хазар. Потом прошла молва, что убили Баяна где-то возле Днепровских порогов то ли печенеги, то ли булгары. А в самом Киеве были схвачены двое сказителей и посажены на кол по приказу наместника, но среди них Баяна не было. А Баян – вот он, жив и целехонек. Выходит, не всякой молве верить можно, не на всякий брех оглядываться.

Давненько не был в Киеве Баян со своими сказками о делах давно минувших дней, о русских богатырях, которые выходили на бой в одиночку супротив целой рати. Видать, получил весть, что в Киеве сбросили хазарскую власть, что пришел в свой стольный град князь Святослав со дружиною. Поговаривают, что Баян горазд напрямую разговаривать с богами, будь то Сварог или Перун, или ромейский бог Христос. Ему, Баяну-то, все пути ведомы, все дороги. Сказывают, что способен он превращаться по своему желанию в птицу, зверя или рыбу. Потому и не смогли поймать его хазарские ищейки. Даже и за большую плату.

А Баян, между тем, вязал кружево слов под рокот гуслей звончатых, и слова те входили в душу слушателей, как вливается в изнывающего от жажды человека холодная вода из родимого источника:

Долго не расходился народ, слушая были о днях минувших, как защищали могучие богатыри Русь от недругов. Но то когда было? О-ё-ёй когда! Было и быльем поросло. А нынче… Нынче нет уж тех богатырей, нет и князя Олега Вещего. Оскудела Русь на богатырей, порастеряла их в чужих землях, воюя то на стороне хазар, то на стороне византийцев. Но хазарам войско давали поневоле, а цесарцам – по договору, заключенному с ними еще князем Игорем Олеговичем. По тому договору обе стороны обещались помогать друг другу войском и чем можно, если в том возникнет нужда: «…да воюеть на тех странах, и та страна не покоряется вам, и тогда, аще просит вои князь Русский да воюеть, да дам ему, елеко будет требе». Но за двадцать лет, минувших со дня подписания договора, много воды Днепр унес в море Понтийское, некогда называвшееся Русским, много чего поменялось в мире. Русские дружины не раз ходили помогать цесарцам в их битвах с соседями, цесарцы расплачивались за это золотом, своих же воев на Русь не давали.

Как-то получится при молодом князе Святославе, как-то обернется. Никому будущее не ведомо. Разве что богам одним. Но боги молчат… молчат боги-то.

Вече длилось недолго. О том, что хазары рано или поздно снова постараются вернуть себе право хозяйничать в южно-русских землях, собирать дань с ее народов, что они не могут не отомстить за смерть наместника каганбека Хазарского, не потеряв авторитета среди подвластных им народов, – об этом было ведомо всем еще с весны. Тогда взорвались, побили хазар, а когда дело было сделано, огляделись и задумались, чем все это может обернуться. Особенно для купцов, цеховой старшины, людей имущих и власть и деньги. Они свое и в ту пору не упускали, перекладывая все повинности на черный люд, находя общий язык и с наместником, и с иудеями-купцами, и начальниками хазарской гвардии, задабривая их деньгами и подарками. А черни что? – ее много, ее не убудет.

И князь Святослав видел это по хмурым лицам большинства из первых людей города, по их изучающе прищуренным взглядам. Но это его не смущало. Он знал, чем можно растопить эти заскорузлые сердца: золотом и серебром. За них они готовы отдать не только Киев и прочие города хазарам, но и его, князя Киевского, и жену его, и детей. Однако он не собирался сулить им ни золота, ни серебра. Более того, князь никого не упрашивал, говорил твердо, как о деле решенном, бесповоротном.

– Лишь малый срок минул с тех пор, как Русь уничтожила власть козарскую в Киеве, не платит выхода кагану Козарскому, – говорил Святослав, стоя на верхней приступке крыльца, сунув обе руки за кожаный пояс. – За эти месяцы Русь окрепла, взяла под свою руку многие племена, освободив их от тяжкой дани козарской, положив дань умеренную. Мы отбились от печенегов, которых натравливали на нас козары же, показали им, что Русь крепка и ни к кому идти на поклон не намерена. И с вас, посадских, и со смердов мы не берем лишнего, а только то, что потребно для сильной дружины. Теперь, слышно, каган Козарский собирается походом на Русь. Своими силами нам противу козар не выстоять. Посему надумал я отправить послов в земли булгар и угров, других языцев, коих каган Козарский нещадно обирает поборами и натравливает друг на друга, и склонить их к содействию. А еще отправить послов в Царьград к басилевсу ромеев, чтобы прислал воев своих и оружие, как то записано в договоре между Царьградом и Киевом. Но на ромеев, как и на прочих, надеяться нельзя. Надежда у нас одна – на самих себя, на сильное войско. Каждый должен внести свою долю в общее дело. Кто воями, кто своим имением. Нам отступать некуда. Или костьми ляжем, или утвердимся накрепко. А если кто хочет отсидеться, переждать, чем все закончится, так я наперед скажу: для таких людей ничем хорошим подобное не закончится в любом случае – победим мы или проиграем. Так что постановите, други мои, бысть всем заедино, всякого отступника карать смертью лютою. А буде победа за нами, всю добычу поделим, как кто того заслужил. Да низвергнут боги всевышние супротивников наших, аки низвергает хладный ветр желтый лист на волглую землю!