Александр Гуц - Подлинная история России. Записки дилетанта.

становится все более объемной, красочной, насыщенной самыми разно-

образными деталями. Однако детали и подробности начинают все силь-

нее разниться и, более того, вступать в противоречие, если исследова-

тель начинает концентрировать внимание на очень небольшом времен-

ном отрезке изучаемого исторического действия. От радости, когда на

смену периода отсутствия каких-либо документов о данном событии

приходит время обнаружения архивных, фактических или литературных

сведений об интересующем исследователя событии, постепенно не оста-

ется никакого следа. Приходится как-то разъяснять разнобой, несогла-

сованность, разночтения и заведомые противоречия. При этом, как пра-

вило, одну часть документов или фактов объявляют ошибками совре-

менников, вторую – проявлением субъективности в оценке событий,

третью – фальшивками, ну а некоторые из них – как не заслуживающи-

ми внимания! Далеко не каждый историк при написании статьи или

книги приводит или хотя бы упоминает о документах или фактах, про-

тиворечащих излагаемому им. Хуже того, очень часто, даже говоря об

иной точке зрения своего коллеги, воззрения собрата по науке коммен-

тируются таким образом, что у читателя должно остаться мнение о

«слабой научной аргументации» или о «научной несостоятельности».

Теория оппонента, в отличие от той, которой придерживается автор,

именуется всего лишь «гипотезой», которая встречена «справедливой

критикой» (Алексеев, 1986. c.4).

Торжествует та теория, которая вписывается в действующую в исто-

рической науке парадигму (Кун, 1978). Борьба автора иной точки зрения

может привести к успеху, если этот иной взгляд на проблему не проти-

воречит действующей парадигме. Ярким примером безуспешной веко-

вой борьбы является идея об ошибочности общепринятой глобальной

хронологии Скалигера-Петавиуса (Носовский, Фоменко, 1996).

По мере развития исторической науки утверждаются теории, постро-

енные лишь на некоторой совокупности документов и фактов, которые

признаны официальной наукой, т.е. действующей в рамках современной

парадигмы. Методы этой науки считаются научными, и, следовательно,

основная часть отвергнутых документов и фактов, т.е. объявленных не

заслуживающими внимания, обречена на забвение. Более того, офици-

альная теория со временем становится непроверяемой и в силу этого

живущей достаточно долго. Что заставит усомниться в действующей

теории? Это обнаруженные новые противоречащие теории документы

или факты, с которыми официальная научная традиция не может не

считаться. В математике перепроверку теории может провести любой (!)

математик, и в силу этого математические теории самые прочные и

практически неизменяемые; в физике теория признается неверной или

действующей с вновь вводимыми ограничениями, если «его Величест-

во эксперимент» укажет на несостоятельность теории. В исторической

науке, как правило, сами главные документы, факты, экспонаты и т.д.,

положенные в основу теории, являются недоступными для историков.

Исследователю остается только надеяться (!) на добросовестность

своих предшественников и верить (!) заявлениям тех, кто хоть что-то

видел сам или держал нечто важное в своих руках. Верить, что перевод

с древнегреческого на русский был сделан правильно, если не знаешь

древнегреческого. А если знаешь, то все равно это не гарантирует тебе

доступа к древнему папирусу. Большинство специалистов по древней

Греции никогда не держали в руках древних документов. Именно «не

держали», поскольку можно видеть и фотографию документа, но при-

ходится верить, что это фотокопия подлинника! Скажут: нельзя не ве-

рить всем. Верно. Физики и математики также вынуждены верить рас-

четам друг друга, но здесь есть особая мера доверия: взорвавшаяся на

старте ракета, утечка радиоактивного вещества и т.д. Короче говоря,

можно и за решетку попасть всей компанией, если один был неаккура-

тен в вычислениях, а другие их не перепроверили. Никому не приходи-

лось слышать фразы о восстановлении исторической справедливости

какой-либо ранее доказанной теоремы, хотя и находят подчас ошибки в

доказательствах каких-либо теорем или в технических расчетах. Но

обычно это делается либо достаточно быстро, после публикации, либо

данная теорема пылится на полке вместе с опубликовавшим ее журна-

лом без употребления.

Вера не является методом науки. И наука всего лишь созданная за-

падноевропейцами science, т.е. то, что в России называется естествозна-

нием. Поэтому история ни есть наука; наука не основывается на вере. В

истории ситуация кардинально иная, чем в естествознании. Нет ответст-

венности за свою теорию, кроме ответственности посредством своего

научного авторитета. Как правило, утвердившаяся теория переживает

своего создателя, и спросить за ошибку в работе с документами бывает

не с кого, и, кроме того, тот, кто начинает восстанавливать историче-

скую правду, действует в рамках нормальной по Куну исторической

науки, т.е. принимая во внимание одни документы и отбрасывая, есте-

ственно, как не заслуживающие внимания, другие. И он не может дейст-

вовать иначе, поскольку действует

Закон о неопределенности описания:

чем меньше отрезок времени исследуемого исторического

события, тем больше подробностей, отнюдь не обязан-

ных быть непротиворечивыми.

Закон о взаимодействии эпох

Попытаемся сформулировать другой закон, затрагивающий природу

времени, который выглядит более фантастическим, но в то же время

поясняющим, почему прошлое столь неуловимо.

Если более глубоко вдуматься в содержание закона о неопределен-

ности исторического описания, то возникает следующий вопрос. При-

менение этого закона к ситуации, когда необходимо восстановить под-

робности совершенного в прошлом преступления, означало бы невоз-

можность проведения такого рода расследования. Ведь в таких делах

важно знать все подробности действия, осуществленного часто за ни-

чтожно малый отрезок времени. А сформулированный нами закон вроде

бы не надеется на реальность подобного розыскного мероприятия. Так

что, не верен закон? Если верен, то мы вынуждены констатировать на-

личие полной необъективности при нахождении истинного преступни-

ка. Другими словами, следствие занимается добыванием фактов, а на их

основе вырабатывают версии, которые больше направлены на самооб-

ман следователей. Значит наказывают не того, кто виноват, а того, кто

подпадает под более убедительную для следователей и суда версию пре-