Николай Николаев - Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

…Доктора Йона похитили, чтобы подлечить по-советски, когда он все еще отвечал за защиту Западной Германии от коммунистов и неонацистов. Те, кто считал его британским агентом, вспоминали, что в 1954 году его ужаснуло возвращение к публичной жизни тех самых немцев, которые поддерживали у власти Гитлера. Йон участвовал в заговорах против Гитлера и видел, как вешали его товарищей и его собственного брата, лишенного даже права быть расстрелянным. Поэтому пошел слух, что Йон перешел на сторону коммунистов из-за горя и отчаяния. Но ветераны британской разведки категорически заявляли, что его увезли насильно и держали в Союзе принудительно.

«Когда я вернулся, меня судили за измену, — рассказал Йон Стивенсону. — Я был приговорен судьями, придерживавшимися нацистских взглядов, к четырем годам — тогда как даже обвинитель требовал только двух лет тюрьмы». Йон очень переживал из-за утраты доверия к нему. При этом он сохранял философское спокойствие и тепло говорил о доминиканце отце Лаврентии Зимере, помогавшем во время войны антигитлеровскому движению. Он никогда не ругал Ватикан, хотя ведущие нацисты спасались в его монастырях. Евангелистская церковь, к которой принадлежал Йон, могла бы противодействовать нацистскому террору в тридцатые годы, примкни она к небольшой католической оппозиции. Естественно, он презирал немецких генералов, перешедших на другую сторону или же притворившихся противниками нацизма после войны. Он едко отзывался об апатичности современных жителей Западной Германии и о недостатке гражданского мужества, что позволило когда-то тирану прийти к власти.

Доктор Йон побывал в ситуациях, которые мало кто может себе представить, и при этом отчаянно отстаивал свои убеждения. Он пытался бороться с опасными тенденциями собственного народа, и теперь его осыпали бранью его же соотечественники, находившиеся по разные стороны баррикад. Йон напоминал Стивенсону Беату Кларсфельд, от которой отреклись собственные родители за то, что она настаивала на расследовании неприятных для немцев фактов. Оба они отличались каким-то спокойствием, словно другие люди не могли причинить им зла. У них сложился свой кодекс поведения…

…Отто Йон впервые стал известен британской разведке, когда он, подвергая свою жизнь огромной опасности, приехал из Берлина в Мадрид, чтобы посвятить британцев в детали грядущего гитлеровского переворота.

Эти контакты интересовали НКВД, о чем Йон узнал на допросе в КГБ в 1955 году.

— Почему они так этим интересовались?

— Сталин всегда боялся, что Германия объединится с западными державами против Союза, — Йон перевел дыхание, хмуря свои густые брови. Его голубые глаза спокойно смотрели на Стивенсона. — Сталин постоянно получал информацию от ближайшего окружения Гитлера. Должно быть, кто-то сказал ему, что побег заместителя фюрера Гесса есть часть заговора. Кто-то, кто действительно в это верил. Иначе говоря, шпионом Сталина являлся человек, не обладавший достаточной проницательностью для понимания политических событий, но который при этом имел подробные сведения практически обо всем, чем занимался Гитлер.

— Борман?

— Борман был одним из тех последовательных нацистов, чье влияние еще долго будет ощущаться, — сказал он после паузы.

— Использовали ли Бормана после войны?

— Когда-нибудь история поведает нам об этом.

— Кто же докладывал обо всем Сталину?

— Кто-то близкий к Гитлеру! Вы знаете, после того как меня похитили русские, они привели меня к Паулюсу. В последний раз я его видел, когда он выступал свидетелем на суде в Нюрнберге. Мы оба уроженцы Гессе, поэтому могли говорить так, что он не опасался своих надзирателей. Паулюс всегда считал, что существовала утечка информации из ближайшего окружения Гитлера.

Стивенсон вновь попытался перевести разговор на Бормана. Было очевидно, что Йон знал больше, чем хотел бы знать, и, во всяком случае, больше, чем ему было позволено говорить. Знали ли русские что-то о Йоне от их информатора?

— Они явно получали информацию от Кима Филби, советского агента в британской спецслужбе. Когда в 1967 году я вернулся в Лондон, то убедился, что русские знали о моих тайных контактах с Филби во время войны. Поэтому они и похитили меня. Понимаете, во время войны я передавал в Лондон определенную информацию о немецком сопротивлении. В то время Ким Филби был старшим офицером спецслужбы, отвечавшим за страны Пиренейского полуострова. Поскольку мои контакты находились в Испании и Португалии, то и мои доклады попадали к Филби. Там они и оставались. Он отказывался пересылать их высшему начальству. Филби, очевидно, служил своим русским хозяевам, приостанавливая любую попытку немецкого движения сопротивления использовать британцев в пакте против Союза.

В это время Тревор-Ропер, историк, работал с Филби в секретной службе. Он написал, что в моих отчетах анализируется антигитлеровская деятельность, но Филби задерживает эти отчеты у себя. В то время Тревор-Ропер не мог объяснить это. А теперь, в свете того, что стало известно, я понимаю, почему КГБ похитило меня и допрашивало о связях с британской разведкой. Они проверяли Филби, который мог оказаться двойным агентом. Они также проверяли, не вели ли британцы тайные переговоры о мире за спиной у Сталина.

Стивенсон спросил у Йона, правда ли, что авиакомпания Люфтганза, где он работал столько времени, использовалась для транспортировки награбленного? В ответ Йон процитировал приказы руководства, запрещавшие пилотам заниматься шпионажем. Но в период войны во время одной из командировок в Мадрид он видел, как одного немца, заподозренного в предательстве Гитлера, отправили домой в чемодане.

Йон руководил в 1938 году научно-исследовательскими работами в школе пилотов немецких гражданских авиалиний и был готов переехать в Эквадор, где у Люфтганзы имелась дочерняя компания — SEDTA. Но тогда сформировалась небольшая группа противников Гитлера и шла подготовка к борьбе с режимом. «Я решил, что должен остаться, но отказался участвовать в военных заговорах», — сказал Йон Стивенсону. Он находился в Берлине, когда граф Клаус Шенк фон Штауффенберг попытался захватить власть, поверив, что Гитлер мертв. Он избежал кровавой чистки, последовавшей за этими событиями, и скрылся в Лиссабоне.

Легенда о том, что доктор Йон всегда был британским шпионом, подкреплялась тем обстоятельством, что позднее он служил союзникам. Он давал рекомендации по организации радиопередач для немцев, надеясь получить хоть какую-то реакцию от тех, кто тайно ненавидел режим. Он проверял немецких заключенных в надежде найти настоящих противников нацизма. Он был доверенным хранителем документов Одиннадцатой немецкой армии, которой в войне с Советским Союзом командовал фельдмаршал Фриц Эрих фон Манштейн. Поэтому Йон присутствовал на судебном процессе с участием Манштейна в британском военном суде. Манштейн тогда настаивал на том, что узнал о геноциде евреев и прочих «недочеловеков» только после войны. Но Йон утверждал, что все немецкие генералы, которых он допрашивал, явно договорились между собой отрицать какую-либо осведомленность о совершенных преступлениях. Поэтому Манштейн, выступая в качестве свидетеля, уверял, будто ему ничего не известно о массовых убийствах.