Вячеслав Фомин - Голый конунг. Норманнизм как диагноз

Так, Ломоносов, один из основателей отечественной науки, в том числе исторической [250], создатель русского научного языка, без которого немыслимо развитие науки вообще, «гений, превосходящий всех», как назвал его старший современник, академик Петербургской академии наук немец Г.В. Крафт [251], по воле Клейна (кстати, закончившего открытый по детальному проекту Ломоносова Санкт-Петербургский университет и работающего там) превратился во врага науки, ибо, как увидел «объективно»-«издалека» этот «нор-маннописец»/«ломоносововед», «мешал ей» (и в каких только винах, вопиющая дикость которых показана мною в «Ломоносовофобии российских норманистов», не винят сейчас Ломоносова его «благодарные потомки», будто устраивая понятные только им «потешки» на эту тему. Так, в 2011 г., т. е. в юбилейный для нашего гения год, профессор Томского политехнического университета В.И. Турнаев, утверждая, что руководство Петербургской Академии наук в 1748 г. «попыталось расправиться» с лидером борьбы с «шумахерщиной» Г.Ф. Миллером, «воспользовавшись делом о переписке с Ж.-Н. Делилем – лидером движения 1745–1747 гг., изгнанным из страны и объявленным вне закона», заключил, не без вздоха сожаления, естественно, что Ломоносов тогда, «надо признать, сыграл далеко не лучшую свою роль, став… пособником реакции» [252]).

Других русских дореволюционных антинорманнистов «объективно-мыслящий» и всю жизнь работающий, по его заверениям, «на благо русской науки, отстаивая ее силу, честь и достоинство», Клейн превратил, что отражает всю гамму предельных чувств, которую он к ним испытывает, во врагов человечества и поставил – во «благо русской науки, отстаивая ее силу, честь и достоинство»? – на одну доску с идеологами фашизма: «Некоторые реакционно-настроенные историки (Иловайский, Забелин), подходя к вопросу с позиций великодержавного шовинизма, выступали против «норманской теории», поскольку она противоречит идее о том, что русский народ по самой природе своей призван повелевать и господствовать над другими народами» [253](а академик Б.А. Рыбаков, как все «советские антинорманисты» признававший норманство варягов, но принижавший их значение в русской истории, был, по Клейну, взявшемуся, кажется, доказывать давно уже известную истину, что сон разума рождает чудовищ, «не просто патриотом, а несомненно русским националистом… ультра-патриотом – он был склонен пылко преувеличивать истинные успехи и преимущества русского народа во всем, ставя его выше всех соседних» [254]).

И Ломоносов, конечно, не придумывал за араба ад-Ди-машки (1256–1327) пояснение, уходящее своими корнями в древность, что варяги «суть славяне славян (т. е. знаменитейшие из славян)» [255]. Не придумывал он, разумеется, и иудейскую традицию Х в. в лице еврейского хронографа «Книга Иосиппон» и испанского иудея Ибрагима Ибн-Якуба, локализующую русь, о чем рассказывается в первой части, также на южных берегах Балтийского моря [256].

Перечисленные традиции – западноевропейская, арабская, иудейская – абсолютно совпадают с той, что содержится в Повести временных лет (ПВЛ), в которой рукою летописца конца Х в. отмечено, что варяги «седять» по Варяжскому морю «к западу до земле Агнянски…» [257]. Земля «Агнянски» – это юго-восточная часть Ютландского полуострова, где обитали до переселения в середине V в. в Британию англо-саксы (память о них сохранилась в названии провинции Angeln в земле Шлезвиг-Голштейн ФРГ). С англосаксами на востоке соседили «варины», «вары», «вагры», населявшие Вагрию, т. е. варяги, на которых указывают и Мюнстер с Герберштейном (варягами затем будут именовать на Руси все славянские и славяноязычные народы Южной Балтики, а позднее – многих представителей Западной Европы [258]).

Остается подчеркнуть и такой еще принципиальной важности факт, как совпадение рассказа ПВЛ о призвании варягов и варяжской руси в 862 г. восточнославянскими и угро-финскими племенами с преданием, которое сохранилось в памяти потомков южнобалтийских славян и которое, о чем речь шла в первой части, было записано в 1830-х гг. французом К. Мармье: как на Русь пришли и сели княжить соответственно в Новгороде, Пскове и на Белоозере сыновья короля южнобалтийских ободритов Годлава Рюрик Миролюбивый, Сивар Победоносный и Трувор Верный [259].

Таким образом, за называемой Клейном «оплошностью» Мюнстера, которую массовыми тиражами более 200 лет излагали всей Европе – с 1544 г. по, по крайней мере, 1753 г. – чистокровные германцы, т. е., согласно классификации археолога, русские «ультра-патриоты» с застаревшим синдромом Полтавы, стоят четыре совершенно независимые друг от друга традиции – русская, западноевропейская, арабская, иудейская, а также огромный археологический, антропологический, лингвистический и нумизматический материал (он частично был озвучен в первой части), во многие разы превосходящий то, что или действительно – в малом объеме – связано со скандинавами, или им – в огромном объеме – приписывается [260].

Как констатировал в 2007 г. академик В.Л. Янин, посвятивший, в отличие от Клейна, свою плодотворную научную жизнь скрупулезному изучению варяго-русских древностей и очень непростой работе, совершенно незнакомой Клейну, с разного вида письменными источниками, наши пращуры призвали Рюрика и варягов, «которые называли себя Русью», из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам» [261].

И данные ДНК-генетики, приводимые крупнейшим специалистом в этой области А.А. Клесовым, также связывают Рюриковичей все с той же славянской Южной Балтикой [262]. А генетика – это биологическая математика, и ее результаты Клейну с сотоварищами ни опровергнуть (попробуй опровергнуть число «пи» или таблицу умножения), ни заболтать не удастся. Как бы ни старались, строя из себя великих мудрецов, всезнаек и всепонимаек. Да еще плюс к тому чисто славянские названия городов, которые основали варяги и русь в землях восточнославянских и угро-финских племен: Новгород, Белоозеро, Изборск и другие (германо-скандинавских названий городов на Руси не было вообще, хотя их там и много строили). Основали и дали им названия (и кто же станет спорить с такой очевидной истиной) на том языке, на котором говорили, – на славянском.

К проклятию Клейна антинорманнизма как «сугубой специфики России» надлежит добавить, что свой антинорманнизм уже сформировался в ирландской историографии, которая, к счастью для себя, вышла из плена норманнистского тезиса, что первые города в Ирландии были основаны викингами. Об этом пишет Л.П. Грот и приводит слова ирландского историка Ф. Бирна, сказанные в 2005 г.: «Часто вызывает удивление, что «варвары»-викинги смогли принести «городскую цивилизацию» в Ирландию… Даны, которые заселили большую часть северной и восточной Англии, не строили городов, хотя они оккупировали Йорк и приложили немало усилий для захвата Лондона – два главных города в римских провинциях Британии, которые продолжали существовать и в англо-саксонский период. На Фарерских островах, Шетландских островах, на Оркнейских островах, в Сатерленде, на Гебридах и даже в Исландии, где они заселили пустынные местности или захватили заселенные местным населением территории, города не появились» [263].