Вячеслав Фомин - Голый конунг. Норманнизм как диагноз

А абсурд этой «исторической истины» – «взвешенно-объективно-научной» – хорошо виден хотя бы по «Скандославии» филолога Лихачева, по «Восточно-Европейской Нормандии» историка Скрынникова и по «Нормандии» Новгородской археолога Носова (или «Нормандии» Новгородско-Носовской, сокращенно: «ННН»).

И чтобы скрыть этот абсурд под видом научности, Носов еще в 1999 г. начальственно пояснял: «Что же касается определений «норманизм» или «антинорманизм», то, стремясь избегать недопонимания или двусмысленности, я бы считал целесообразным не использовать их при современной оценке роли скандинавов в истории Руси, поскольку эти термины отягощены «богатым» наследием, строго говоря, к академической науке отношения не имеют» [317](а цену такой «академической науки» особенно подчеркивает его «Нормандия», «открытая» им в состоянии «максимальной искренности» с целью загромождения пути к истине). Как я прокомментировал в 2006 г. эти слова Носова, «варяжская проблема, как и в советские годы, вновь закрывалась и закрывалась в том же норманистском оформлении и при той же угрозе отлучения от «академической науки» [318](сегодня Е.А. Мельникова, крайне одержимая норманнизмом и всю свою жизнь положившая на доказательство скандинавской природы терминов «русь» и «варяг», имен первых русских князей и т. п., пишет: «Методологическая непродуктивность обсуждения подобных вопросов для выяснения происхождения Древнерусского государства делает бессмысленным и употребление терминов «норманизм» и «антинорманизм» [319], т. е. не надо называть вещи своими именами).

Норманнизм существует уже почти 400 лет (в 2014–2015 гг. надо будет отмечать юбилей). Процветал он под своим именем в дореволюционное время, существовал под псевдонимом «советский антинорманнизм» совсем в недавнем прошлом, а сейчас, сбросив после 1991 г. ненужные марксистские одежки, живет под именем «взвешенно-объективно-научного норманнизма». И естественная «эволюция» «советского антинорманнизма» в «взвешенно-объективно-научный норманнизм» хорошо видна по некоторым примерам, в первую очередь связанным с археологами (в основном, петербургскими), за которыми все сказанное ими, а говорили они и продолжают говорить о скандинавах с размахом, при этом приписывая им многие древности, послушно дублируют, а затем даже удваивают и утраивают их слова историки.

В 1962 г. археолог М.И. Артамонов безапелляционно произносил как незыблемую истину «советского антинорманнизма»: «Летопись сообщает, что русью было норманское племя, приведенное с собою варяжскими князьями, утвердившими свою власть над восточными славянами…». В конце 70-х – начале 80-х гг. также «советские антинорманнисты» и археологи В.А. Булкин, И.В. Дубов, Г.С. Лебедев, А.Н. Кирпичников объяснили ученым-неархеологам, доверчиво принявшим их заключение, в чем заключается суть варяжского вопроса: в Ладоге в середине IХ в. утвердился призванный норманнский конунг со своим двором и дружиной, «обеспечивая безопасность города и охраняя его судоходство, в том числе и от своих же норманских соплеменников, неоднократно угрожавших Ладоге» [320]. В 1981–1984 гг. опять же «советский антинорманнист» и археолог Д.А. Мачинский характеризовал норманнов как носителей «социально активного начала», как «организующую супер-этничную силу», сыгравшую роль «катализатора начавшихся процессов, роль дрожжей, брошенных в тесто, которому приспело время стать многослойным пирогом – государством». В 1996–1997 гг. уже российский археолог и активный член сообщества «взвешенно-объективно-научного норманнизма» В.В. Мурашева говорила (повторив все это в 2009 г.), что «норманны сыграли большую роль в ранней русской политической истории» [321].

В 1997 г. филолог Е.А. Мельникова представила скандинавов «первооткрывателями пути на восток», прочно освоившими к середине IX в. движение по Волге и основавшими «Ладогу, Городище под Новгородом, Крутик у Белоозера, Сарское городище под Ростовом, позднее – древнейшие поселения в Пскове, Холопий городок на Волхове, Петровское и Тимерево на Верхней Волге…» (в 2012 г. обозреватель «Родины» Л. Аннинский прилежно, словно заучивая непонятный текст, повторял, в том числе и за ней, в телеграфном стиле: «Дальняя торговля. Открытые торгово-промышленные поселения. Освоены скандинавами. Подхвачены русскими. Принадлежат всем». Как тут не добавить: «Ура!»). А в 2007–2009 гг. Мельникова объяснила, что «возникновение Древнерусского государства подавляющее большинство современных историков связывает с объединением двух ранне– (или пред-) государственных образований: северного с центром в Ладоге и южного с центром в Киеве, скандинавским вождем Олегом (< Helgi), родичем или «воеводой» Рюрика, захватившим Киев в 882 г., что положило начало «собиранию» восточнославянских земель вокруг Киева», и что «в исторической науке господствует представление о значительной роли скандинавов в процессе образования Древнерусского государства, хотя степень и формы их участия – предмет серьезных обсуждений» (т. е. переливание с серьезным видом из пустого в порожнее по примеру «дискуссии» Шаскольского и Клейна 1965 г.).

Затем, продублировав сказанное в 1997 г., отметила, что вовлечение местных племен в Балтийско-Волжский путь стимулировало их «ускоренное социальное развитие» и что договор местных правителей с вождем одного из отряда викингов Рюриком «институционализировал контроль скандинавов над Балтийско-Волжским путем и заложил основы для возникновения раннегосударственных структур в первую очередь института центральной власти, ведущую роль в осуществлении которой играли скандинавы» (осевшие в Восточной Европе в IX – начале Х в. образовали «новую военную элиту Древнерусского государства», которые «называются летописцем «русью» и воспринимаются им как «свои», а «вновь прибывающие скандинавы – наемники и купцы… «варягами», которые изображаются летописцами конца XI – начала XII в. как враждебные и опасные иноземцы, которых можно использовать как наемников, но которым нельзя доверять…») [322].

В 2005–2008 г. археолог В.Я. Петрухин рассказывал, что применительно к 60-х гг. IX в. «материалы Ладоги и Городища достаточно полно демонстрируют начало проникновения скандинавской руси в бассейн Волхова и формирования там сети городских центров с дружинными древностями…». В 2010 г. археолог Л.С. Клейн уверял, в том числе в своем варианте науки, что «в летописи описано призвание варягов-норманнов как начало истории Древнерусского государства» и «что норманны на восточнославянских землях быстро ославянились и сыграли видную роль в становлении древнерусской государственности» [323].

Весьма показательны мнения «взвешенно-объективно-научных» норманнистов, высказанные в юбилейный 2012 г., когда официально отмечалось 1150-летие зарождения российской государственности.