Вячеслав Фомин - Голый конунг. Норманнизм как диагноз

Так, Е.А. Мельникова, призывая «отказаться от безнадежно устаревшего средневекового представления о «создании» Древнерусского государства скандинавами, балтийскими славянами или иными культуртрегерами», говорила, что скандинавы в середине IX в. контролировали Балтийско-Волжский путь, что их вожди установили «более или менее устойчивые связи с племенными элитами региона», что ««вокняжение» Рюрика, предводителя одного из многих викингских отрядов, стало итогом столетнего, по меньшей мере, функционирования трансконтинентального пути, соединившего Восток и Запад», что «возникновение сначала раннегосударственного образования в Ладожско-Ильменском регионе, а затем и единого Древнерусского государства с центром в Киеве в конце IX века было, таким образом, результатом развития восточнославянских общностей, территории которых находились в зоне трансъевропейской магистрали. Однако их быстрая социально-политическая трансформация стимулировалась прежде всего их участием в трансконтинентальной торговле…», т. е. она все так же, как и в 2007–2009 гг., но только не говоря о том уж слишком прямолинейно в юбилейный год, свела зарождение российской государственности к влиянию скандинавов, т. е., по ее же словам, к «безнадежно устаревшему средневековому представлению».

Другой филолог, А.В. Назаренко, сказал в адрес исследователей, отрицавших, что в Бертинских анналах свеями является «сама русь», что их попытки «порочны и методически, так как диктуются априорным (или, если угодно, общетеоретическим) нежеланием признать ведущую, или хотя бы активную, роль скандинавского этнического компонента в становлении государственности на Руси» [324]. Археолог В.В. Мурашева констатировала, нисколько не объясняя принципиальную разницу в поведении своих героев на Западе и на Руси (хотя эта разница указывает на действия там и там совершенно разных народов, потому как у них принципиально различаются типы поведения), что «викинги, безжалостные грабители и пираты, наводившие ужас на всю Западную Европу внезапными набегами, на территории Восточной Европы сыграли иную, конструктивную роль – роль катализатора, который способствовал ускорению социальных и политических процессов». Добавив затем, что на выставке «Меч и златник», организованной ГИМ к 1150-летию зарождения Древнерусского государства (точнее самой Мурашевой как заведующей сектором средневековой археологии отдела археологических памятников этого музея) «именно скандинавская составляющая материальной культуры становится воплощением идеи власти, идеи государственности» [325].

Все эти разговоры о вкладе скандинавов в русскую историю четко выразил и без всякого тумана в том же юбилейном 2012 г. археолог С.П. Щавелев: «горсточка» викингов во главе с Рюриком (причем с обязательным для норманнистов пояснением, а то еще не признают в нем скандинава: «Сканд. Hrodrekr или Rörik») «основала целое государство, даже в начале своего развития равное по площади среднему европейскому королевству» (несколько ниже автор заключил в стиле Погодина про «удалых норманнов»: «Так что варяги основали Русь потому, что местный социум был готов принять их помощь. Более того, стороны оказались нужны друг другу в равной степени. Аборигены не могли дальше развивать торговые связи и военные операции… без технического, информационного опыта варягов, их бесстрашного менталитета. Варяги, в свою очередь, нуждались в людских и денежных ресурсах больших земель, чтобы продолжить свою экспансию на широких просторах континента. Так что славяне в той же самой степени «призвали варягов», как варяги «призвали славян» в помощники и союзники», и что викинги «выступали носителями более сложной культуры и обладали соответствующим менталитетом – первооткрывателей, авантюристов, лидеров») [326].

И как тут не вспомнить слова, а они приведены у Клейна в «Споре о варягах», шведского археолога М. Стенбергера, произнесенные в 1970 г.: «Вряд ли хоть один шведский археолог станет утверждать, что викинги основали Русское государство» [327].

Это шведский археолог не станет утверждать, а вот русский его коллега из Курска уже такое сказал: нам же, русским, решительности в норманнизации своей истории не занимать! И сказал он это в торжественной обстановке да в «Актовой речи в день 77-й годовщины университета на открытом заседании Ученого совета» Курского медицинского университета, посвященной 1150-летнему юбилею российской государственности. И сказал потому, что он есть норманнист, воспитанный на трудах Клейна-норманниста.

По трудам Клейна и других археологов-норманнистов прежде всего писала свой учебник петербурженка В.Г. Вовина-Лебедева, изрекая, что «в настоящее время «норманнская проблема» потеряла былую остроту благодаря значительным успехам археологического изучения Восточной Европы». Именно эти «значительные успехи» заставили ее говорить, что Днепровский путь «был источником обогащения» варягов-свеев, контролировавших и Волжский путь, что они «сыграли важнейшую роль в возникновении» Ладоги, что «имена всех первых князей… их жен и дочерей – скандинавские… Скандинавские имена имело и подавляющее большинство дружинников» русско-византийских договоров X в., что «варяжские купцы-воины на протяжении VIII–IX вв. регулярно ездили в Восточную Европу в целях торговой наживы и военных трофеев», что, «несмотря на свое славянское имя Святослав являлся, по-видимому, настоящим варяжским конунгом по образу жизни и пристрастиям», что «археологи находят в киевском некрополе христианские захоронения знатных скандинавских дам и полагают, что это женщины из свиты княгини Ольги», что «сам тип новгородских сопок имеет сходство с большими курганами в Скандинавии», что в больших курганах в Гнездове, Чернигове и других местах «открываются следы скандинавского по происхождению сожжения покойника в погребальной ладье вместе с оружием, посудой и многочисленными жертвами (включая человеческие)», что Владимир Святославич для борьбы с братом Ярополком, союзником которого «был варяжский князь Полоцка Рогволод (Rognvald)», «отправился прямо в Скандинавию и нанял там варяжскую дружину».

Чтобы навсегда избавить будущих историков от сомнений в том, где все же начинается русская «история территории, на которой сейчас находится Россия», Вовина-Лебедева навязывает им, грубо попирая принципы исторической науки, параллели (потому как их можно провести с кем угодно), что «совместные пиры конунга со своими воинами – древний обычай норманнов. О нем постоянно упоминают и скандинавские саги, и русские былины» (ну, те, наверное, в которые, по мнению также петербургского историка Скрынникова, превратились саги), что «в Киевской Руси, как и в Скандинавии, меч был рубящим оружием, не предназначался для колющих ударов…», что «у скандинавов меч считался священным оружием. … Мы знаем, что и дружинники русских князей приносили клятву на мече», что, «как и в Скандинавии, копье на Руси никогда не метали во врага. Это было колющее оружие для рукопашной схватки», что «древние норманны всегда сражались пешими, даже если подъезжали к месту битвы на конях. На Руси в IX–X вв. также был распространен пеший бой. Кони служили лишь способом передвижения», что «первоначально у славян, как у скандинавов, распространены были круглые щиты, довольно большие по размеру… и плоские» [328].