Вячеслав Фомин - Голый конунг. Норманнизм как диагноз

К этим заключениям можно добавить мнения немца И.С. Фатера, считавшего русь черноморскими готами и подчеркивавшего в 1821–1823 гг.: Нестор «сказал весьма ясно, что сии варяги зовутся русью, как другие шведами, англянами: следственно, русь у него отнюдь не шведы», и норманниста М.П. Погодина, констатировавшего в 1825 и 1846 г., что, согласно Нестору, руссы – это племя особенное, как шведы, англичане, готландцы и прочие, и что он в одно время различает «именно русов и шведов». С приведенными суждениями абсолютно согласуется вывод, который обосновал в 1860—1870-х гг. антинорманнист С.А. Гедеонов: ПВЛ «всегда останется, наравне с остальными памятниками древнерусской письменности, живым протестом народного русского духа против систематического онемечения Руси» [348].

Однако иностранные источники, на которые последнюю надежду возлагал Куник и которые сегодня норманнисты превратили в приоритетные по начальной истории Руси, отводя ПВЛ лишь роль иллюстрации к ним, при их внимательном прочтении, как того и требует историческая критика, не содержат ничего утешительного для адептов шведского взгляда на русскую историю (о том я подробно говорю в «Начальной истории Руси» [349]).

Так, в наиглавнейшем сокровище норманнистов – Бертинских аналлах, введенных в научный оборот Г.З. Байером, речь идет под 839 г. о представителях народа «Рос (Rhos)», которые на деле оказались «свеонами (Sueones)». Но свеоны – это не шведы, как уверяют норманнисты (видимо, это заблуждение покоится на повествовании хрониста XI в. Адама Бременского, называвшего шведов свеонами, а их страну – Свеонией [350]). И их ошибка особенно видна в свете показаний Тацита, который, поселяя свионов «среди Океана», т. е. на одном из островов Балтийского моря, резко отделяет их от свебов-шведов, живших тогда на северо-востоке Германии и переселившихся на Скандинавский полуостров в VI в., в эпоху Великого переселения народов, дав название Швеции.

Более того, Бертинские анналы, обращал внимание историк А.Г. Кузьмин, не столько отождествляют росов и свеонов, сколько противопоставляют их. Свионы (свеоны) Тацита, заключал ученый, представляли собой небольшое островное балтийское племя, имевшее царя, который ими повелевал «безо всяких безограничений», сильную дружину и хороший флот. Но «в IX в. франкские летописцы «свеонами» называли неопределенное население Балтийского побережья и островов», т. е. этот термин является «географическим, а не этническим определением» [351].

Сближать же свеонов со шведами (самоназвание svear) по принципу лишь созвучия, это то же самое, что выдавать немцев за ненцев, ромеев (римлян и византийцев) за цыган (рома), сирийский город Тартус за эстонский Тарту , считать Китай-город в Москве и местечки с таким же названием в бывших Киевской, Подольской и Полтавской губерниях основанными китайцами, любившими в летние отпуска отправляться не домой, в Поднебесную, а загорать на берегах озера Китай нынешней Украины, от которого рукой подать до Черного моря, или в коленкоре увидеть Коленкура , а в русской бой-бабе – подружку американского бой-фрэнда .

Такого пошиба «лингвистика» – по принципу угодливого «чего-с изволите!» – была создана в XVII в. шведом О. Рудбеком, представлявшим посредством ее, потому как ничего другого не было ни тогда, ни теперь, наших варягов своими предками (понятие «рудбекианизм» уже в середине XVIII столетия стало символом чудовищного насилия над историей, но при этом «рудбекианизм» никуда не исчез и органично вошел в норманнизм, сформировав его первичную и главнейшую базу – лингвистическую, точнее, псевдо-лингвистическую). Согласно именно «лингвистике» Рудбека Клейн утверждает, что «город Суздаль и назван по-норманнски – его название означает «Южная Долина» (««-даль» у скандинавов «долина») [352]. В таком случае надо, конечно, известного «советского антинорманниста» В.В. Мавродина непременно посчитать потомком тех, видимо, скандинавов, которые и дали Суздали ее имя. Потому как он Мавр-Один: «Один у скандинавов бог» (ну а мавра, наверное, какие-то южные ветра занесли в Скандинавию или прибило к ее берегам Гольфстримом).

А слова «инструк-Тор», «экскава-Тор», «эксплуата-Тор», в общем, все с окончанием на «Тор»: «Тор у скандинавов бог», выдать за скандинавские, привнесенные на Русь понятно кем, что даже очень подтвердит взгляд пустомели Петрея на русскую историю. Цену такой «угодливой и оплошной лингвистики», которую можно использовать в любых целях, даже в самых благих, хорошо понимал, следует отдать ему должное, Шлецер, говоря, что, «если дадут мне сотню руских имян и слов, то с помощию известнаго Рудбековскаго… искуства возьмусь я отъискивать столько же подобных звуков в малайском, перуанском и японском языках» [353]. Клейн может попробовать, и все у него пойдет как по маслу. Но тогда, надо же предупредить человека, малайцы, перуанцы и японцы изгонят из русской истории всех его норманнов, до единого. Без всякого содействия Фомина и Грот.

В 2012 г. Е.В. Пчелов выводил норманнство руси, напавшей в 860 г. на Константинополь, из слов «Венецианской хроники» Иоанна Дьякона рубежа X–XI вв.: «В это время народ норманнов на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к городу Константинополю» [354]. Но, во-первых, следует пожелать ему, решающему варяжский вопрос в пользу скандинавов с помощью многократного повтора волшебного слова «однозначно», не игнорировать труды антинорманнистов, о которых он – при этом не видя многие из них в глаза! – отзывается, что так характерно для норманнистов (известно, кто первым и громче всех кричит: «держи вора!»), с высокомерным пренебрежением: «околонаучные круги», «псевдонаучные рассуждения», «ура-патриоты от истории» [355]. Потому как много бы полезной информации извлек из них и обезопасил себя от простейших ошибок.

Во-вторых, почитать первую книгу «Антападосис» Лиудпранда, где тот отмечает, что Константинополь «расположен среди самых диких народов. Ведь на севере его соседями являются венгры, печенеги, хазары, русы (Rusios), которых мы зовем другим именем, т. е. нордманнами…» (то есть все перечисленные народы вместе взятые), а затем пятую книгу, в которой автор уже только русь называет норманнами (в рассказе о походе князя Игоря на Константинополь в 941 г.), при этом объясняя, получается, и члену «неоколонаучного круга» и «неуранепатриоту» Пчелову: «В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют Ρουσιος, русиями (т. е. «красными», «рыжими». – В.Ф .), мы же по их месту жительства зовем «нордманнами». Ведь на тевтонском языке nord означает «север», а man – «человек»; отсюда – «нордманны», то есть «северные люди» [356], то, надеюсь, бы понял, что термин «норманны» в «Венецианской хронике», написанной спустя полтора века после событий 860 г., есть термин географический – «люди, живущие севернее».