Федор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

Где-то на третьи или четвертые сутки пребывания наши руководители разрешили нам сделать самостоятельную вылазку в город. И мы вдвоем с Сергеем Зикеевым отправились в пешую прогулку, главной целью которой был не осмотр достопримечательностей Берлина (с ними мы знакомились во время обязательных экскурсий), а посещение магазинов. За время нашего путешествия мы побывали в двух десятках самых разнообразных торговых точек: от государственных до частных. В итоге купили практически все, что можно было, купить на наши скудные командировочные (нам поменяли только 40 рублей, то есть в кармане у каждого из нас было 120 марок). К примеру, я купил: босоножки для матери, бритвенный прибор для отца, сувенирную бутылочку коньяка для знакомых и т. д. Себя я тоже порадовал: купил два десятка резиновых солдатиков-индейцев и целый блок жевательной резинки «Fruit». Последняя покупка происходила при забавных обстоятельствах. Поскольку немецкий я знал в пределах школьной программы, продавщица долго не могла понять, что же именно мне надо: то ли пластинку жвачки, то ли пачку. Наконец я не выдержал и конкретно ткнул в стоявший на витрине блок: дескать, мне его целиком, битте-дритте. У продавщицы от удивления брови взметнулись вверх: оказывается, блоками жвачку у них никто не покупает. В итоге она сняла с витрины искомую коробку, при мне сдула с нее сантиметровую пыль и вложила в мои дрожащие от волнения руки. Жвачка оказалась дерьмовая — настоящая резина, но у меня на родине она ушла за считаные дни, так как ничего подобного в наших магазинах не водилось.

Не понравилось мне и тамошнее мороженое: на вид оно было очень даже красивое — переливалось всеми цветами радуги, напоминая собой то, что я видел в фильме «Господин Крюшо в Нью-Йорке», но, по сути, оказалось обыкновенной химией. Короче, с нашим советским мороженым немецкое не шло ни в какое сравнение. Кстати, когда через год к нам с ответным визитом приехали немецкие школьники, они сделали однозначный выбор в пользу нашего мороженого — съедали в день по шесть-семь порций. Думаю, все, кто помнит те времена, со мной согласятся — вкуснее советского мороженого ничего не было. И ведь сортов сколько тогда было: клюквенное за 5 копеек, фруктово-ягодное за 7 (эти были в бумажных стаканчиках); молочное за 9, сливочно-молочное и эскимо за 11, крем-брюле за 13, сливочно-шоколадное и ореховое за 15 (все — брикеты); сливочное с кремовой розочкой (крем я никогда не любил, но этим просто объедался, слизывая его как можно медленнее) за 19 (в вафельном стаканчике) и, наконец, мороженое-пирожное «Ленинградское» за 22, шоколадное с орехами за 28 и большой брикет сливочного мороженого за 48 копеек. Ничего не забыл? Ах, да: еще в ГУМе и ЦУМе продавали сливочное мороженое в вафельном стаканчике с «куполом» за 20 копеек. Говорят, иностранцы специально приезжали в Москву, чтобы попробовать этот «купол».

Один из дней мы провели в немецких семьях (гостили мы парами — со мной был все тот же Сергей Зикеев). Помнится, какое-то время мы находились в городской квартире, после чего отправились отдыхать за город — в Рюбецаль (мне это место было знакомо исключительно по советско-германскому фильму «Дорога на Рюбецаль»), где был пляж. Там я опростоволосился: нас повезли кататься на лодке, а заодно и купаться, но я плавать не умел и все это время просидел в утлом суденышке. Но в целом поездка доставила нам массу удовольствия. Хотя были и неприятные моменты. Например, уже в первые дни нашего пребывания в Берлине возле нашего дома стали вертеться какие-то темные личности, которые выкрикивали всяческие угрозы в адрес СССР и нацистские лозунги (типа «Хайль, Гитлер!»). В итоге к нам на какое-то время приставили полицейского. Под его надзором мы посетили и школу, которая пригласила нас в эту поездку (мы присутствовали на уроке русского языка, потом нам устроили дискотеку). Одним словом, если описывать все события и впечатления той десятидневной поездки, то на это уйдет слишком много бумаги. А мне надо рассказать и о других событиях июня 76-го.

В Москве Служба безопасности МИД СССР и КГБ продолжают искать агента ЦРУ в среде работников МИДа. Как мы помним, этим агентом был 36-летний работник отдела Америки Управления по планированию внешнеполитических мероприятий МИД СССР Александр Огородник, завербованный американцами два года назад в Колумбии. Он входит в круг подозреваемых КГБ, но конкретных доказательств его вины у чекистов пока еще нет. Вместе с ним негласную проверку проходили и несколько других высокопоставленных мидовских работников. Но наблюдение за этими людьми очень скоро дало результат — к ЦРУ они не имеют никакого отношения. А вот в отношении Огородника (он же Трионон и Агроном) КГБ продолжал сомневаться и слежки с него не снимал. Каковы же были ее результаты?

В четверг, 10 июня, бригадой наружного наблюдения было зафиксировано, что с 17.30 до 19.30 принадлежавшая Огороднику автомашина «Волга» черного цвета с госномерами МКЩ 49–92 была припаркована в двух местах: сначала на пятачке Метростроевской улицы у здания МГИМО, затем у входа в метро «Парк культуры», напротив эстакады через Садовое кольцо. Огородник вышел из машины, прошел в сторону бассейна «Чайка», постоял там две-три минуты, а затем спустился в метро. «Топтуны» неотступно следовали за ним. Доехав до станции «Библиотека имени Ленина», Огородник поднялся по эскалатору на проспект Калинина, а затем медленным шагом в 17.55 подошел к магазину «Военторг». Возле его входа он вскоре встретился с миловидной женщиной, которая КГБ была уже хорошо известна — это была Сотрудница приемной Президиума Верховного Совета РСФСР Ольга Фомина, с которой Огородник до этого уже неоднократно встречался. Парочка направилась в центр города, где долго гуляла по улицам. Возле Петровского пассажа они зашли в пирожковую, в которой пробыли около сорока минут. После этого они вернулись к «Волге» Огородника, и он отвез Фомину до ее дома, а сам вернулся к себе — на Краснопресненскую набережную. Казалось, что на этом Огородник успокоится: сядет дома возле телевизора или ляжет пораньше спать, поскольку завтра ему с утра надо было отправляться на работу. Но чекистов ждало неожиданное открытие.

Примерно в 21.20 Огородник вновь вышел из дома. Причем его не остановило даже то, что на улице моросил мелкий дождь и погода явно была не прогулочная. А Огородник «навострил лыжи» достаточно далеко. Он прошел по набережной и Конюшковской улице на остановку троллейбуса № 2, что возле здания СЭВ. Сев на «рогатого», Огородник доехал до остановки «Улица Дунаевского», где вышел. Машина с «топтунами» остановилась чуть поодаль: не выходя из нее, чекисты внимательно наблюдали, что же будет дальше. А дальше было вот что. Огородник перешел на другую сторону улицы и дождался следующего транспорта — на этот раз автобуса № 45. На нем он доехал до остановки «Девятый километр». Открыл зонт, осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, перешел на противоположную сторону шоссе и двинулся через лес в сторону Староможайского шоссе. В 21.45 он по извилистой тропинке добрался до площадки у закладного камня на месте будущего обелиска в честь Дня Победы. Дождь не прекращался, но Огородника это нисколько не смущало. Он уселся на одну из мокрых скамеек и просидел на ней минуты три. Затем он встал и совершил еще более странный маневр: направился к аллее, но затем на полдороге повернул обратно, прошел мимо той скамейки, на которой пять минут назад сидел, и опустился на следующую. Посидев на ней примерно столько же, сколько на первой, он поднялся и через заросли кустов направился к Староможайскому шоссе. Там он опять удивил чекистов: стал прогуливаться по обочине взад-вперед в течение десяти минут. Наконец около 22.20 Огородник через лес дошел до железной дороги. Поскольку там местность плохо просматривалась, «топтуны» не рискнули идти за ним следом и наблюдение прекратили. Правда, ими были перекрыты наиболее вероятные выходы из этого района и оставлено наблюдение возле его дома на Краснопресненской набережной. Последний пост и зафиксировал новое появление Огородника: он объявился у своего дома в 23.45. Спустя полчаса в его комнате погас свет.