Анатолий Уткин - Русские во Второй мировой

И еще. Приведем мнение английского историка А. Кларка: «Фактом является, что, в то время как русские показали великое искусство и гибкость в приспособлении своей тактики к условиям развернувшегося сражения, Паулюс допустил ошибки с самого начала. Немцы были в ступоре перед ситуацией, не имевшей места в их прежнем военном опыте, и они отреагировали характерным образом — прилагая грубую силу во все более и более крупных дозах». Еще больше снарядов и бомб. Но тут методический германский ум противопоставил стойкости защитников только то, чего они уже давно решили про себя не бояться. Два мира жили в разной системе морально-физических координат. Защитников можно было убить, их нельзя было заставить устрашиться того, что уже не парализовывало их страхом.

В определенном недоумении, немцы все же пытаются рационализировать происходящее. И к чему же они приходят? Их главный вывод безнадежен (и в этом смысле неконструктивен): враг иррационален. День за днем немцы повторяют этот вывод, никуда, кроме лютого страха, не ведущий. Вот каталог оценок противника немецким солдатом за весь период осады.

1 сентября: «Неужели русские действительно собираются воевать на самом берегу Волги? Это сумасшествие».

8 сентября: «Нездоровое упрямство».

11 сентября: «Фанатики».

13 сентября: «Дикие звери».

16 сентября: «Варварство… это не люди, а дьяволы».

26 сентября: «Варвары, они используют бандитские методы».

27 октября: «Русские — не люди, это какой-то тип созданий из железа; они никогда не устают и не боятся огня».

28 октября: «Каждый солдат смотрит на себя как на уже приговоренного человека».

Да, каждый приговорил себя, если надо, умереть. Есть ценности важнее жизни.

Винница и Москва

Гитлер, меряя шагами свой кабинет в Виннице, не мог понять, что пошло не так, как было замыслено в «Синем» плане и продолжено в «Брауншвейге». Взяв ключевой пункт — Ростов, германские войска имели все возможности реализовать самые смелые планы на русском юге. И внешняя сторона дела казалась удовлетворительной. Фельдмаршал Лист срывал цветы в предгорьях Кавказа. 1-я танковая и 17-я армии миновали степь, прошли поля с двухметровой кукурузой и, начиная с 9 августа, вели бои на фоне величественных гор. Нефть Майкопа уже в германских руках (если не считать того, что месторождение выжжено русскими едва не дотла). Паулюс вышел на волжский откос.

Но русские бесконечно и упорно растягивали коммуникации германских войск. Наносили ответные удары при малейшей возможности и вообще не казались побежденным народом. Вот что самое главное: в отличие от сорок первого года, германские войска не создавали новых котлов и не захватывали пленных в прежних объемах. Фельдмаршал Кейтель объясняет невроз в «Вервольфе» и истерики Гитлера именно этим. Он пишет о «невысказанном осознании того факта, что огромный расход сил, который уже больше не повторить, ни в коей мере не отвечал сравнительно незначительному до сих пор расходу сил русскими. Гальдер почти ежедневно ожидал Гитлера с цифрами в руках, показывая, какие еще соединения имеются у противника в качестве оперативных резервов, сколько у него танков, как увеличивается число этих танков — приводил данные о мощностях военной промышленности Урала». Складывалось впечатление (а далее и убежденность), что при столь растянутых коммуникациях порыв немецких колонн на определенном этапе ослабнет. Снова фельдмаршал Кейтель: «Противник своевременно избегал грозящих охватов и в своей стратегической обороне использовал большой территориальный простор, уклоняясь от действия задуманных нами ударов на уничтожение».

Гитлера уже невыносимо нервировал начальник штаба сухопутных сил генерал Гальдер с его бесконечными предостережениями об обнаженных флангах и безнадежно растянутых коммуникациях. Так воевать ни в Сталинграде, ни на Кавказе, по мнению этого ортодокса, нельзя. Большое значение имел эпизод с командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом фон Клюге, который прибыл в Винницу, чтобы просить своего главнокомандующего отменить приказ штурмом взять расположенные в 250 километрах от Москвы Сухиничи, намечаемые как плацдарм будущего наступления на Москву. (Группа армий «Центр» несла большие потери, и Клюге просил перевести две дивизии, нацеленные на Сухиничи, в район Ржева, где Красная Армия явно готовила свой удар.) Беседа чрезвычайно накалилась, и все видели, как Клюге, как на плацу меряя шаг, вышел из конференц-зала со словами: «Вы, мой фюрер, отныне принимаете ответственность за все это».

Даже восславляемый всеми эффективный фельдмаршал Манштейн прибыл под Ленинград не для взятия северной русской столицы, а для того, чтобы со своей 11-й армией отбить советское наступление южнее Ладоги. Но наиболее громким был разрыв с Гальдером, начальником штаба сухопутных войск. 24 августа, видя резкое ухудшение положения немецких войск под Ржевом, Гальдер попросил Гитлера об отходе расположенной здесь 9-й армии на более выгодные оборонительные позиции. В присутствии всех участников послеполуденного совещания Гитлер в бешенстве обратился к Гальдеру: «Вы всегда приходите с одним и тем же предложением об отходе. Я требую от руководства такой же стойкости, которую проявляют солдаты на фронте». Глубоко оскорбленный Гальдер (прозвучал очевидный намек на отсутствие у него непосредственного окопного опыта) не сдержался: «У меня есть твердость, мой фюрер. Но в данном случае бравые солдаты и лейтенанты гибнут тысячами бессмысленной жертвой в безнадежной ситуации только потому, что их командирам не позволено принять единственное рациональное решение, только потому, что их руки связаны за спинами». Гитлер потерял самообладание. «Что можете вы, герр Гальдер, просидевший на стуле Первую мировую войну, говорить мне о войсках? Вы, у которого нет даже черного знака о ранении?» Это было уже слишком, и присутствующим стало ясно, что дни Гальдера в руководстве ОКХ сочтены.

Гитлер стоял на грани депрессии. Сложности в осуществлении «Синего» плана (и его продолжения — «Операции Брауншвейг»), замедление продвижения германских колонн на Кавказе и трудности Паулюса в Сталинграде безмерно его раздражали. Гитлер не мог, не рискуя обвалом всего Восточного фронта, перевести все свои ударные силы на юг. Буквально в дурмане Гитлер вызвал командующего группой армий «А» фон Листа в Винницу для дачи объяснений, почему в кавказских предгорьях забуксовала столь хорошо смазанная германская военная машина? Лист говорит о разочаровании его войск результатами сверхчеловеческих усилий. «На ранней стадии я не встречал организованного сопротивления. Но по мере того, как русские силы остались позади, большинство в войсках стало думать преимущественно не о продолжении борьбы, а о дороге домой. Ситуация была очень отличной от того, что мы имели в 1941 году. Входя в кавказские предгорья, мы встретили силы, которые сражались более упорно, потому что они защищали собственные дома. Их упорное сопротивление становилось все более эффективным, потому что рельеф местности усложнился».