Кристофер Марсден - Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга

До того как была достроена Кунсткамера, Маттарнови скончался в Санкт-Петербурге в ноябре 1719 года. Его сын, Филипп Егорович, родившийся в 1716 году в Санкт-Петербурге и скончавшийся в 1747 году совсем молодым, стал гравером; он был учеником Вортманна, одного из лучших граверов Петербурга во времена наследников Петра. На посту главного-архитектора Маттарнови заменил Николай Фридрих (Федорович) Хёрбель, уроженец Базеля, прибывший в Россию примерно в то же время. Он продолжил работы Маттарнови, включая Исаакиевский собор, и в 1720 году построил царю новые императорские конюшни. Но карьера его оказалась коротка, поскольку в августе 1724 года он скончался в Санкт-Петербурге. У Хёрбеля было двое помощников — Иоганн Джекоб Шумахер, молодой человек восемнадцати лет из Кольмара, и итальянец Гаэтано Чавери. Чавери, родившийся в Риме в 1689 году, отличался от других архитекторов того времени тем, что прибыл в Санкт-Петербург из Италии по собственной инициативе, а не по предложению царя. Это показывает, что в те времена Санкт-Петербург начал приобретать репутацию райского места для мастеров всех видов, которыми новая столица особенно славилась при Елизавете и Екатерине. В октябре 1720 года Чавери стал членом императорской «Канцелярии от строений»; он работал с Хёрбелем и Шумахером над библиотекой и Кунсткамерой. Этот архитектор покинул Россию через несколько лет, возможно после смерти Петра, и немало позднее прославился своими работами, среди которых превосходная Хофкирхе в стиле барокко в Дрездене.

Смертность среди художников и скульпторов была менее заметна, чем среди архитекторов. Только скульптор Карло Альбачини неизвестного нам происхождения исчез до конца правления Петра. Этот скульптор оставил после себя лишь один невразумительный и даже оскорбительный для царя мраморный бюст Петра. Пино, Симон, Растрелли, Оснер, Дангауер и Каравак пережили царя. Пино, самый одаренный из них, имел лучшее образование, чем прочие приглашенные Лефортом художники. В Петербурге его в этом превосходил лишь Шлютер. Никола Пино был сыном Жана Батиста Пино, работавшего над украшением Версаля и Большого Трианона. Он родился в 1684 году и получил исключительное по тому времени образование. Пино учился у таких выдающихся мастеров, как архитекторы Мансар и Боффран, скульптор Куазевокс и ювелир Томас Гермен. Хороший вкус и выдержанный стиль, отличающий все его работы, Пино проявил в украшении парижских гостиниц и замка герцога д'Антена в Пети-Буре; в этом замке в 1717 году принимали Петра. Таким образом, Пино сделал гораздо больше, чем можно предположить по немногим сохранившимся работам, например по резьбе по дереву в Петергофе. Из контракта от 28 февраля 1716 года следует, что ему присвоено на пять лет с ежегодным жалованьем в 1200 рублей звание «главного скульптора Его Величества царя», свидетельство того, что Пино немало сделал. По всей видимости, именно ему принадлежат две бронзовые статуи Марса и Венеры, которые стояли в нишах созданных Трезини Петровских ворот Петропавловской крепости — сейчас там грубый деревянный барельеф Оснера «Низвержение Симона-волхва» [15] Симон-волхв силой волшебства вознесся на небо, но был низвергнут апостолом Петром. (Примеч. пер.) . Однако из документов и многочисленных сохранившихся рисунков Пино в России и Музее декоративных искусств в Париже видно, что этим его деятельность далеко не ограничивалась. Помимо уже упомянутых статуй на темы басен Эзопа для Летнего сада Пино выполнил ряд фонтанов и скульптурных монументов, включая статую Геракла, отрубающего голову гидре, и статую Самсона, раздирающего пасть льву, для парков Петергофа. Также он создавал камины, лестницы, балконы и великое множество резных работ по дереву. По всей видимости, Пино создал очень много малозначительных работ. Француз по имени Десшизо, путешествовавший по России в 1725—1726 годах, пишет о том, что отправился на банкет в частный дом, где «комнаты были украшены фестонами с уложенными в них фруктами, скульптурными и архитектурными украшениями, выполненными Пино с отменным вкусом». Предполагается, что Пино также создал и лестницу, на которой были посажены вечнозеленые деревья, и иллюминированные стены, и даже делал пирамиды из фруктов и сладостей и сажал кусты в горшки, «в которых вместо земли было что-то вроде варенья или желе», выполняющее функцию земли. Кроме того, когда Леблон в 1717 году внезапно скончался, Пино воспользовался своим опытом работы с Мансаром и Боффраном и взял на себя еще и архитектурную работу — хотя, возможно, только на короткий промежуток времени между смертью Леблона и возвращением Мичетти из Ревеля.

В опубликованной им серии гравюр Пино называет себя «господин Пино, архитектор», но более ощутимых следов его деятельности нет. Смерть Петра поставила крест на деятельности Пино в России. Он разработал и подготовил катафалк для похоронной процессии царя, после чего в начале 1726 года вместе с Симоном и многими другими своими соотечественниками вернулся в Париж, где со временем стал директором Академии Сен-Люк. Он и Симон оставили Растрелли завершать украшенную скульптурами крепость для школы, в которой обучали учеников романского происхождения в Санкт-Петербурге. Соратник Пино, Оснер из Нюрнберга, о котором мы мало знаем, оставался в Петербурге еще двадцать лет. Союз Пино с мадемуазель Симон, сестрой его коллеги, в 1718 году был благословлен рождением сына Доминика, который, следуя дорогой своего отца и деда, работал в качестве декоратора и мастера резьбы по дереву — и, как и они, стал со временем членом академии.

Дочь Доминика по прошествии определенного времени вышла замуж за художника Море ле Жена, который сам — хотя и короткое время — работал при петербургском дворе.

Оставшись в России, Оснер тем самым поддерживал немецкое присутствие в искусстве Петербурга. Другой немец, Дангауер, сын часовщика, не обращая внимания на приезды и отъезды иностранцев, продолжал заниматься живописью. До самой своей смерти в 1737 году — почти на тридцатом году своей жизни в Санкт-Петербурге — Дангауер рисовал портреты, хотя он и явно вышел из милости после смерти Петра. Портреты Екатерины I и Петра I на смертном одре стали последними его портретами лиц императорской фамилии — и даже портрет Петра I обычно приписывают его ученику Ивану Никитину (Иван был одним из братьев, которых Петр послал учиться живописи в Париж у Ларжильера и во Флоренцию; императрица Анна Иоанновна тоже отправила братьев Никитиных в дорогу, но выбрала Сибирь. Петр Великий восхищался Иваном Никитиным. «Попроси императора Пруссии, чтобы Никитин нарисовал его портрет, — писал однажды царь. — Чтобы мир узнал, что и у нас есть великие мастера»).