О Рогова - Богдан Хмельницкий

- А все же Ерема может их побить: он такое слово знает. Как скажет это слово, никто ничего с ним поделать не может, не можно тогда его победить... А слово это сказала ему одна колдунья...

- Пустяки все это, бабьи россказни, - усомнился кто-то, - а храбрый он воин, вот что, никого не боится...

- У Хмеля-то тоже, говорят, колдуньи есть, да не одна, а целых три, так по очереди ему и гадают.

- Врут они ему! - опять усомнился тот же неверующий.

- Не верь, пожалуй! А вот слышал ты, что с казаком Донцом случилось? Была у него сестра Чаровница да еще другая Солоха. Каждый раз она гадала им перед битвой. Если предвидела победу, садилась верхом на коня и ехала впереди всех.

- Что же ее ляхи не пристрелили?

- И рады бы пристрелить, да пуля ее не брала, такой заговор она знала. Осадил Донец какой-то город и взял его. На выручку пришел польский пан с войском. Бросились казаки навстречу, а чаровницы кричат: "Уходите, уходите, не сдержите!" Но казаки не послушались; всех их и перебили.

- А что же чаровницы?

- А чаровниц обоих паны казнили.

- Как же ты говорил, что они против смерти заговор знали?

- Так заговор-то был против пуль, а казнили их топором.

Наконец все прихожане собрались в церковь и небольшой храм едва вместил всех молящихся. В правом углу около алтаря было отгорожено место для самого пана и его семейства.

Вскоре подъехал и панский рыдван. Воевода Брацлавский, пожилой человек с морщинистым лицом, с большими серыми глазами, смотревшими умно и проницательно, вышел первым. Он подал руку пани, а за ней соскочила на землю и Катря.

- Смотри, смотри, - говорили в толпе, - вон казачья невеста.

Воевода Кисель был набожный ревнитель православия, что, однако, не мешало ему тянуть на сторону панов; но поместьями своими он управлял благоразумно; хлопов не теснил, в дела входил сам и не допускал у себя селиться жидам. Пани Кисель была хорошая хозяйка, прислуге жилось у нее привольно: вот почему в имениях Киселя до сих пор не было смут, тогда как повсюду кругом хлопы то и дело резали своих панов. У Киселя не было детей и, когда Ивашка обратился к нему с просьбой укрыть на время его невесту, старики очень обрадовались случаю оживить немного свою однообразную жизнь.

- Чего же лучше, - отвечал пан Адам казаку на его просьбу. - Пусть панна поживет здесь; у нас тихо, хлопы не бунтуют, а я рад услужить моему старому другу Хмелю.

Однако несмотря на свою дружбу к Хмелю, на полную готовность услужить казаку, Кисель частенько отговаривал Катрю от ее намерения выйти замуж за запорожца.

- Подумай только, панна, ведь тебе придется табак растирать своему мужу; придется, пожалуй, сапоги смазывать дегтем; они, ведь, ленивые, эти хохлы. Катря смеялась в ответ.

- А если бы я вышла замуж за такого пана, как Чаплинский, - говорила она, - разве это было бы лучше. Он бы меня, пожалуй, плетью стегал.

- А ты думаешь, запорожец не будет? Будет, будет, наверно будет, шутил Кисель. Катря отсмеивалась и старалась отклонять разговор в другую сторону. Чутким своим умом она поняла, что Кисель уважает больше панство, чем казачество, и избегала столкновений по этому поводу. Веселая, живая, подвижная, она сразу оживила старинный замок Киселя, сумела внести в серенькую жизнь свет и радость, старики только вздыхали, когда думали, что им придется скоро расстаться с молодой девушкой.

В церкви на этот раз было много народа; пожилой благообразный священник с особым одушевлением сказал проповедь о том, что каждый христианин должен защищать свою веру до последней капли крови, должен бояться всякого отступничества, а так как истинная вера есть православная, то в настоящее тяжелое время каждый православный должен быть постоянно настороже. При этом священник часто посматривал на пана Киселя; с ним он сильно расходился во мнениях по этому предмету.

Пану Киселю проповедь, видимо, не нравилась; он несколько раз с неудовольствием посматривал на проповедника, но тот не обращал внимания на его строгие взгляды и продолжал ратовать за православие.

По окончании обедни священник вынес пану большую просфору и поздравил с праздником.

- Милости прошу батюшку к нам откушать, - пригласил пан.

Священник с почтительным поклоном принял приглашение. Через полчаса все сидели за роскошной закуской со всякими печеньями, соленьями и вареньями. Пани воеводша, как хорошая хозяйка, сама присматривала за кухней.

- И зачем это батюшка так уж нападает на панов, - укоризненно говорил Кисель, - нехорошо раздражать чернь. Хлопы и так возбуждены: наше дело сдерживать их, а не подготовлять восстание для этого мятежника.

- Так пан воевода считает Богдана Хмельницкого мятежником, а не верным сыном церкви, готовым положить свою жизнь за восстановление православной веры, попранной и поруганной жидами?

- Хорош верный сын церкви, вступающий в союз с татарами! - с иронией возразил пан Кисель.

- Но, ведь, это только слухи, - немного смутясь, возразил священник.

- Какие тут слухи, я имею верные известия от бояр московских, что он поступает в хлопство к Крымскому хану. Они советуют нам не допускать его до этого. Хорошо им говорить, а тут повсюду волнение, повсюду измена, каждый хлоп только и смотрит, как бы бежать на Запорожье.

Священник вздохнул и задумчиво ответил:

- Что ж? Чудны дела Божии и неисповедимы пути Его; может быть Господь рукой неверных восстановит церковь Свою и защитит ее от всякого поругания...

- Дожидайтесь! - отвечал Кисель с досадой. - Стоит только показать татарам дорогу в страну, а уж распорядятся они в ней сами. Не рад будет и Хмельницкий, что навел эту саранчу на свою родину. Нет, уж прошу батюшку, - решительно прибавил он, - оставить эти проповеди. Будем надеяться, что славное польское войско остановит мятежного казака в его замыслах и не даст ему соединиться с неверными.

Священник ничего не ответил и опустил голову. Он, видимо, не хотел спорить с паном воеводой, но был совершенно противоположного мнения о Хмельницком.

В это время вошедший слуга доложил, что какой-то казак желает видеть пана.

- Позови сюда, - проговорил Кисель.

В комнату вошел Выговский, одетый по-казацки, в широких шароварах и коротком кафтане.

- Пана ли Ивана я вижу? - с удивлением проговорил Кисель, вставая навстречу гостю. - Что за странный наряд? Уж не поступил ли пан на службу к запорожцам?

- Совершенно верно угадал пан воевода, - отвечал с поклоном Выговский. - Состою на службе у пана гетмана Богдана Хмельницкого ил, вернее сказать, намереваюсь состоять, пока же нахожусь на испытании.

- Пан Иван шутит? - проговорил Кисель, недоверчиво на него посматривая. - Богдан Хмельницкий, по-первых, не гетман, а мятежник; польские войска с Божьей помощью приведут его в повиновение.