М Ройзман - Все, что помню о Есенине

- Почему обязательно на артистке? - спросил я.

- Хочу, чтобы мой сын был знаменитей меня.

Второй разговор с Есениным на ту же тему состоялся позднее - в конце зимы 1923 года. Он уже побывал за границей, расстался с Айседорой Дункан и был под впечатлением общественного суда над 4 поэтами (А. Ганиным, С. Есениным, С. Клычковым, П. Орешиным), который разбирал дело о случае в московской пивной.

Как только я вошел в "Стойло", швейцар сказал, что Сергей Александрович сидит внизу и просил, если кто-нибудь из имажинистов придет, зайти к нему. Зная, что Есенин, избегает одиночества, я спустился вниз.

Сидел он в распахнутой шубе, шапка лежала на {153} кресле, перед ним стояла бутылка белого кислого вина. На этот раз беседа носила еще более откровенный характер, чем в первый раз. Есенин сказал, что не любит стихов Пастернака, Мандельштама, потому что они часто поют о соборах, о церквах. В поэте он, Сергей, ценит свою рубашку (свое лицо), а не взятую напрокат. В стихах важна своя походка, своя кровь (слово "кровь" повторил), быт.

- Вот ты не стесняешься, поешь о своем!

В этот момент официантка принесла мне завтрак. Есенин попросил то же самое дать ему. Она быстро выполнила его просьбу и вдобавок положила перед ним небольшую шоколадку в обертке.

- От тети Шуры!

Помощница повара Александра Яковлевна была влюблена в Сергея, в его стихи и всегда что-нибудь присылала ему сверх положенной порции. С обертки шоколадки глядел чудесный мальчишка. Есенин посмотрел на него:

- На Костю похож! - И, покачивая головой, добавил: - Понимаешь! Третьего дня встал передо мной, такой маленький, такой светлый, и говорит: "Я Константин Есенин!.."

На его глазах выступили слезы, он смахнул их пальцами.

Все это я писал еще в 1926 году (Памяти Есенина. Изд. Всерос. союза поэтов, 1926, стр., 116-117), но, по вполне понятным причинам, не упоминал разговора Есенина о Зинаиде Николаевне, которая в то время была женой В. Э. Мейерхольда.

Сергей стал говорить о своем детстве, о родителях, о сестрах. Затем о своем деде Федоре Андреевиче Титове, который читал ему библию, книгу пророков. Как он, Сергей, любил ее пафос, образы. Прочел по памяти отрывки

из "Экклезиаста".

- Прекрасный язык философа,- сказал он,- и отрицание божьего промысла.

Есенин откинулся на спинку дивана, зажмурил глаза и с наслаждением прочитал великолепные места из "Песни песней".

- Какие образы! Какой ритм! Настоящая лирическая поэма! - заявил он, и я увидел прозрачно-голубой свет в его глазах.

{154} Я объяснил, что толкователи считают "Песнь песней" драмой, составленной из народных песен.

- Из народных песен? - переспросил Сергей. Я подтвердил. Он подумал и проронил:

- То-то она так за душу хватает!

Есенин посмотрел на стенные часы (шел первый час) и спросил:

- Разве ты теперь нигде не служишь?

Я ответил, что уже второй год заведую литературной студией клуба Реввоенсовета республики (Удостоверение управления делами Реввоенсовета от 11 января 1921 года No 7016/В).

Теперь работа расширилась: не только выпускаю устный литературный сборник, составленный из произведений сотрудников, но они выступают и в других военных клубах. Организую вечера поэтов, писателей, режиссеров. Все охотно соглашаются: гонорар выдается небольшим продуктовым пайком. Я предложил Сергею почитать стихи в клубе Реввоенсовета и пообещал выдать ему пшеничной муки.

- Сейчас я целый вечер не выдержу! - признался он.

- Я могу для компании пригласить того, кого назовешь.

- Зинаида жаловалась: хочет испечь детям пироги,

а муки трудно достать. Пригласил бы ты Всеволода! А меня потом.

- Во-первых, согласится ли Мейерхольд?

- Я поговорю с ним.

- Во-вторых, на вечер придут командиры, бойцы, служащие Реввоенсовета. Все должно быть понятно.

- Я попрошу его рассказать о театре Пушкина. Это у него получается здорово...

Он снова перешел на критику современных поэтов, увлекся и заявил:

- Оттого я доволен, что знаю: лучше всех пою! Он позавтракал, хотел заказать бутылку вина. Я наотрез отказался пить.

В это время в дверь кабинета постучали, и на пороге возник участковый уполномоченный 50-го отделения милиции. Он отлично знал всех имажинистов, присутствовал на наших вечерах, диспутах и т. п. Участковый спросил о каких-то справках. Есенин хотел угостить его вином.

{155} Уполномоченный стал отказываться, и мы уговорили Сергея идти домой.

Мы стали подниматься по лестнице. Вдруг Сергей сказал, что хочет разыграть буфетчицу. Он растрепал свои волосы, притворился пьяным, и я, поддерживая его под руку, повел наверх, а сзади шел участковый уполномоченный. Увидя буфетчицу за стойкой, Есенин рванулся от меня и хриплым голосом крикнул, что сейчас перебьет бутылки.

Е. О. Гартман (буфетчица) ахнула и нырнула за стойку. Мы засмеялись. Сергей спокойно подошел к зеркалу, расчесал волосы, надел шапку, застегнул шубу. Заметив, что буфетчица испуганно смотрит на него, он приподнял шапку и сказал по-английски:

- Гуд бай!

Буфетчица развела руками и засмеялась. Я попросил ее показать участковому справки, которые он требовал.

Конечно, об этом эпизоде можно бы и не рассказывать, но мне хочется восстановить истину о Сергее. Я уже писал о том, как он любил разыгрывать людей. Нередко делал это артистически, притворяясь хмельным. Вот почему рождались мифы о том, что он день и ночь бывает нетрезвым, что в таком виде выступает с чтением своих стихов, даже больше, пишет их.

В памяти сохранился такой случай. Есенин в распахнутой шубе, в заломленной на затылок шапке ввалился в "Стойло", занял место за отведенным для членов "Ассоциации" столиком. Он позвал официантку Нину, которая всегда его обслуживала и была в курсе дела. Она поставила ему на стол белый фарфоровый чайник, в которых обычно в те времена подавали водку, принесла нарезанную ломтиками селедку и порцию ржаного хлеба. Есенин налил себе стакан, залпом выпил, отломил корочку хлеба и стал жадно нюхать.

Любители скандалов не сводили глаз с поэта, который на их глазах пьянел. Трусливые посетители расплачивались и покидали кафе. А Сергей постепенно входил в свою роль, хотя в чайнике была содовая вода...

Меня позвали вниз: оказывается, там уже два часа работала комиссия во главе с представителем Моссовета. Пришли члены комиссии по той причине, что мы вовремя не прислали квартальный отчет. А он с приложением документов уже был составлен, я поставил на нем круглую {156} печать "Ассоциации", подписался и просил это сделать Есенина. Он все забывал, а без его подписи отчет был недействителен.

Я сказал членам комиссии, что Сергей здесь, сейчас придет и подпишется. Они ответили, что ждут пять минут, иначе составят акт. Я быстро поднялся наверх, Есенин натуральным голосом захмелевшего человека требовал, чтоб ему подали уху из стерлядей. Официантка Нина, подыгрывая ему, ответила, что стерлядь кончилась!