Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Попрощавшись с Беранеком, который торопился вернуться в контору, которую я тоже позднее посетил, мы условились вместе побывать на плантации. Мне показалось, что у нас устанавливаются хорошие отношения. Вместе с Урбаном направились в контору рекомендованной фирмы по выпуску карандашей, расположенную недалеко от площади. Урбан был там известен. С владельцем фирмы и договорились в один из ближайших дней посетить принадлежащие фирме заводы.

На следующий день вместе с Беранеком и Урбаном выехали на плантации фирмы в Милостин. Впервые в моей жизни я увидел бескрайние плантации хмеля. Хмель был уже почти спелым, по словам Беранека. Мы подошли к одному из участков плантации, и хозяин сорвал головку хмеля, разломал ее на две половинки. Внутри была почти коричневая сердцевина. Беранек дал мне одну, а другой потер себе руку, понюхав то место, где рука стала коричневатой. Беранек порекомендовал мне проделать то же самое. Затем он объяснил довольно подробно, как определяется качество хмеля, в том числе по внешнему виду, окраске сердцевины и запаху после ее растирания.

После осмотра, вернее, ознакомления, видимо, сотрудник фирмы, который отвечал за содержание плантации и сопровождал нас, пригласил на обед к себе в дом. Беранек вежливо пропустил меня во входную дверь как гостя первым. В одной из комнат был уже накрыт стол. Вымыв руки, Беранек, Урбан, смотритель плантации, так назовем хозяина дома, и я сели за стол. Хозяйка за стол не садилась, а вежливо обслуживала нас, демонстрируя дружеское гостеприимство.

На столе стояли обычные, принятые повсюду стеклянные кружки для пива, большой кувшин с холодным пивом, огромное блюдо с нарезанными кусками гусей. Я не оговорился, именно гусей, а не одного гуся – столь обильно нас пытались накормить. На столе стояло еще одно блюдо с какими-то доселе мне неизвестными ломтиками. Оказывается, что это кнедель – блюдо, хорошо известное в Чехословакии как дополняющее основное блюдо – гусятину. Рядом с ним стоял соусник специальной формы. Под соусником находилась подставка, в которой виднелось пламя. В соуснике был гусиный жир. Любезный хозяин пояснил мне:

– До войны наши пивоваренные заводы, а в особенности наиболее знаменитые, расположенные в городе Пльзень, выпускали очень хорошее пиво, крепостью не менее двенадцати градусов, а сейчас оно имеет крепость только порядка двух градусов. Поэтому мы варим сейчас пиво сами, попробуйте, и вы убедитесь, что оно действительно неплохое. Дело в том, что, когда едят гусятину, ее надо запивать крепким пивом, а кнедель надо запивать гусиным жиром. Вот попробуйте придерживаться этого порядка, и вы поймете правильность принятой процедуры.

Я был поражен буквально всем. Пиво в кружках, покрытое толстым слоем густой пены, было очень вкусным и действительно крепким. Мне даже говорили, что пиво домашнего приготовления иногда имеет крепость до 18 градусов. Аппетит у всех нас был очень хорошим, и хозяйка в определении необходимого количества каждого блюда в отдельности не ошиблась. Не ошиблась она и в том, что угостила нас очень вкусным компотом и к нему добавила еще и пирог.

Закончив трапезу и искренне поблагодарив хозяйку и смотрителя плантации, ее мужа, мы направились в Прагу. По пути Беранек сообщит, что, посоветовавшись с Урбаном, они решили прикомандировать ко мне сотрудника фирмы, которому поручили, при моем желании, сопровождать по всем необходимым адресам, а также познакомить меня с достопримечательностями города. Я поблагодарил Беранека, и мы договорились, к которому часу на следующий день этот сотрудник зайдет за мной в гостиницу. В свою очередь Урбан выразил надежду на то, что я не откажусь навестить его дом.

Знакомство с выделенным для сопровождения меня сотрудником фирмы состоялось на следующий день. Должен сказать, что сближение с ним было у меня подчас неожиданным, случайным и даже комическим.

Начну с последнего. Как то, переходя улицу, я услышал обращенное ко мне в резкой форме по-русски восклицание: «Позор!» Я едва удержался от вопроса, в чем заключается мой позор? Я спокойно приостановился и старался понять, что произошло. Успокоившись, я все же задал вопрос: «Что случилось?» Ответ был совершенно спокойным. Мой сопровождающий пояснил, что сбоку приближалась автомашина, и он невольно выкрикнул слово «позор», что означает по-чешски «осторожно».

В один из следующих дней я, как было условлено, посетил завод фирмы, выпускающий карандаши. После осмотра цехов у нас состоялся разговор, в результате которого я получил согласие на посредничество продажи продукции в Бельгии и Франции, а быть может, и в других странах. В подтверждение нашей договоренности я получил соответствующее письмо на бланке фирмы. Это письмо могло мне понадобиться в случае необходимости подтверждения делового характера моей поездки в Прагу. Я уже не говорю о том, что не менее авторитетным письмом я заручился от имени фирмы Беранека. Были у меня еще несколько писем от менее значимых фирм, которые я посетил.

С моим сопровождающим мы обедали, а иногда и ужинали в различных ресторанах. Он меня провел по городу и ознакомил со многими достопримечательностями. Экскурсовод рассказал о многих зверствах, которые оккупанты совершали в Праге. Это, конечно, был далеко не полный перечень, ибо массовые, особо жестокие зверства начались только после того, как в Праге убили Гейдриха. Так, например, он поведал, что когда в Пражском университете студенты стали протестовать против того, чтобы основным изучаемым языком стал немецкий, а оккупанты, видимо, стремились навязать немецкий язык как родной в протекторате, то в ответ на протест студентов университет был оцеплен немецкой полицией и эсэсовцами. Несмотря на сильный мороз, студентов согнали, поливали из брандспойтов ледяной водой и заставили стоять, пока они буквально не покрылись льдом. После услышанного, признаюсь, мне было просто трудно поверить в его подлинность.

Много болезненных вопросов затрагивал мой собеседник и вдруг задумчиво заявил: «Большинство чехов и, в первую очередь, словаков согласились бы на оккупацию их страны русскими, ведь они тоже славяне, предпочтя ее немецкому господству». Умолкнув на некоторое время, видимо медленно решаясь на очередное четкое признание, он все же сказал: «К сожалению, среди нас есть и люди, мыслящие иначе. Некоторые хотели бы, чтобы в Прагу вернулся Бенеш, хотя Эдуард Бенеш и вызывает осуждение многих за его политику, проводившуюся им во время нахождения у власти в Чехословакии до войны, а в особенности сейчас, пребывая в Лондоне во главе эмиграционного правительства».

Беседа наша тянулась довольно долго не только за обедом и во время предпринимаемых прогулок но городу, но и за столом в вечернем ресторане, размещавшемся в полуподвальном большом по размеру помещении вблизи от Венцельсплаца, на перпендикулярно к нему находящейся улице.