Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Время шло довольно быстро, но не прошло и 40 минут, как раздался телефонный звонок по прямой линии, минующей мою секретаршу. Взяв трубку, я услышал совершенно необычный, встревоженный голос Отто. Он сообщил, что срочно идет ко мне домой, и настойчиво требовал, чтобы я немедленно тоже прибыл к себе на виллу. Он предупредил меня, что предстоит очень срочный «деловой» разговор.

Тон Отто и его настойчивость меня крайне удивили. Еще никогда так резко он со мной не разговаривал. Естественно, я не уточнял Шоколадному директору причину, но только с поспешностью предупредил, что поступил срочный вызов и я вынужден немедленно выехать.

Вернувшись домой и увидев Отто, я его не узнал. На нем не было лица. Чувствовалось, что он находится в предельно нервном состоянии, чего-то опасается. Он сказал только, что немедленно выезжает в Париж. Я понял, что произошло что-то, о чем он в присутствии Маргарет не хочет говорить. Я не мог подумать, что и от меня он что-то скрывает. Я попросил его пройти в кабинет...

Не понимая, в чем дело, заметив, что Отто даже не хочет присесть, я попросил его рассказать, что случилось.

Его волнение начало передаваться и мне. Отто настолько был взвинчен, что не знал, с чего начать. Он присел и попросил чашку кофе. Пока я готовил в имеющейся у меня специальной небольшой установке кофе, невольно мелькнула мысль, что он хочет выиграть немного времени, чтобы обдумать содержание нашей последующей беседы. Приготовив кофе и войдя в свой кабинет, я не застал его там. Он появился через несколько минут уже со своим маленьким чемоданчиком-несессером. К кофе он так и не притронулся, что меня вначале тоже крайне удивило: зачем же было его заказывать?

Путаясь, нервничая, совершенно непохожий на себя. Отто начал разговор.

В день своего прибытия в Брюссель, еще до появления у нас на вилле, он успел предупредить Хемница, чтобы в доме Жюльетты собрались утром следующего дня, помимо хозяйки дома и проживающей у нее Софи Познанской, Давид Ками, Михаил Макаров и еще кто-то, не помню, называл ли он мне еще кого-либо, или ограничился только выражением «и немногие еще».

Перебивая его, я вновь высказал мое недовольство тем, что он встречается с «моими» людьми, даже не предупредив меня. В данном случае, указал я, тем более это недопустимо, что подобная встреча назначена нескольким лицам на конспиративной квартире, на вилле, арендуемой Жюльеттой, рано утром, после того как ночью там работала наша рация!

Отто не обратил на это никакого внимания и продолжил:

– Когда я приблизился к дому Жюльетты и нажал кнопку дверного звонка, мне открыл какой-то незнакомец, в нем было нетрудно сразу же определить немца. За его спиной в нескольких шагах стоял еще какой-то мужчина. Заподозрив неладное, я не растерялся и назвал вымышленную фамилию того, кого я якобы разыскиваю. К нам приблизился второй мужчина, оказавшийся тоже немцем. Он попросил меня войти в дом и закрыть за собой дверь. Я выполнил его требование. После этого он потребовал, чтобы я предъявил свой паспорт или удостоверение личности. Едва сдерживая волнение, я в резкой форме спросил, что это значит. Не получив ответа, я предъявил имеющиеся у меня документы: удостоверение личности на имя француза Жильбера, постоянный пропуск на право беспрепятственного проезда из Франции в Бельгию, оформленное командировочное удостоверение нашей фирмы и то, что явилось самым главным, – письмо-заказ на имя «Симекс», парижской фирмы, выданное парижским отделением организации ТОДТ.

Проверив все предъявленные документы, внимательно сличив мою внешность с фотографией, имевшейся на удостоверении личности, немец, даже вежливо извинившись, попросил меня покинуть этот дом и продолжить поиск того, кто мне нужен, в другом месте. Я с болью понял, что произошел провал. Установить, кто именно попал в руки немецких захватчиков, конечно, я не мог и не могу точно сказать, но боюсь, что это все, с кем я условился встретиться. В то же время я понял, что лично мне ничего не угрожает, и поэтому стремился сюда, чтобы взять мои вещи и немедленно, ближайшим поездом вернуться во Францию...

Услышав этот рассказ Отто, я едва сдерживался, мне очень хотелось высказать все, что у меня накопилось. Я был буквально потрясен, я едва сдержался от того, чтобы не нахамить «опытнейшему разведчику, моему бывшему шефу» за то, что он нарушил не только все правила конспирации, но и общепринятый порядок, – без моего ведома считал вправе встречаться по каким то причинам с моими, подчеркиваю, моими подчиненными, входящими в мою резидентуру. Я боялся, что он мог скрыть от меня, что на эту встречу мог пригласить и других своих «старых друзей» – Боба, Вассермана и неизвестно кого еще.

Меня глубоко возмутило и то, что он счел возможным незамедлительно после случившегося направиться к моей вилле, не боясь слежки за собой. После того как я высказался, Отто весьма нагло заявил мне: «Вы боитесь только за себя, не думаете ни о ком другом, а я был твердо убежден, что за мной не установлено никакой слежки!»

Видимо впоследствии осознав допущенную им очередную оплошность, в своей книге «Большая игра» Леопольд Треппер нагло пишет, привожу цитату: «Вдруг вспоминаю, что условился встретиться со Шпрингером совсем близко отсюда. Нельзя терять ни минуты, иначе, не дождавшись меня, он, скорее всего, тоже устремится прямехонько в мышеловку на улице Атребат. К великому счастью, Шпрингер терпеливо ждал меня...» (с. 145).

А разве эта встреча не является тоже оплошностью? Разве не должен был он, пройдя мимо, дать понять, что существует опасность? Ведь мы всегда предусматривали резервную встречу. Но может возникнуть еще один вопрос: зачем понадобилось Отто, сдавшему мне, повторяю, в присутствии Большакова, представителя «Центра», бельгийскую резидентуру, не ставя меня в известность, встречаться со Шпрингером? Ответ на этот вопрос я тоже нашел, читая его книгу. Леопольд Треппер, не стесняясь, пишет на той же странице: «Я вспоминаю, что несколькими неделями раньше мой Директор выразил желание получить подробные планы этого порта с обозначением мест, куда могли бы прокрасться подводные лодки. Эти планы Шпрингер каким-то образом сумел раздобыть...» (с. 145).

Леопольд Треппер прямо указывает, что речь идет о планах «антверпенского порта».

Мог ли «опытный разведчик» назначить встречу другому разведчику неподалеку от того места, где только что встречался с несколькими членами моей, подчеркиваю опять, моей резидентуры? На каком основании мог резидент в Париже давать задания моим разведчикам в Бельгии, не ставя меня в известность? Почему Отто умолчал, сообщая мне об имевшем место провале, что «не прямо из дома Жюльетты» направился ко мне, как это он утверждал, а имел еще встречу со Шпрингером? Мог ли резидент в Париже, не имея прямой связи с «Центром», пользуясь только моими радистами и мною как дешифровщиком, получить указания «его Директора» о сборе сведений об Антверпене? Почему Директор, зная, что я принял от Отто развалившуюся резидентуру и мои возможности, дает поручение по Бельгии резиденту в Париже, конечно, если это не выдумка самого Отто в подтверждение его наглости. Почему мой работник, выполняя «задание» резидента в Париже, не ставит меня об этом в известность?