Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Общаясь с Епифановым, меня невольно заинтересовало, кем и давно ли он является и является ли вообще сотрудником НКВД СССР. Среди заключенных в этом лагерном подразделении и в других я, правда, редко, слышал утверждения о том, что он, продолжая честно работать, в свое время, находясь на руководящих работах в системе энергетики Советского Союза, был еще в тридцатые годы репрессирован и отбывал наказание, в том числе и в Воркуте. Некоторые утверждали, что оп сумел доказать свою преданность, порядочность и высокую квалификацию. Именно поэтому и был оставлен на руководящей работе в Воркутлаге.

Вспоминая о моем пребывании в лагере при шахте № 18, я хочу остановиться еще на одном моем переживании. Однажды была присущая Воркуте очень холодная погода. На градуснике было около -45°С, шел невероятный снег. Мне надо было добраться до строящейся шахты. Я вышел из домика и, как мне казалось, пошел в обычном направлении. Вскоре заметил, что путь мой затянулся. Вокруг ничего не было видно, и я с большим трудом, тяжело дыша, медленно шагал вперед. Прошло уже много времени, и вдруг навстречу, совершенно неожиданно, буквально в нескольких шагах, шел человек. Он остановился и спросил меня, правильно ли он следует в направлении здания, в котором располагается управление шахты. Я ответил, что я тоже иду туда, но боюсь, не сбился ли я с пути. Мы постояли немного и решили двинуться в обратную сторону, несколько правее. Медленно передвигаясь, почувствовали под ногами рельсы железнодорожного пути и поняли, что до этого мы сбились с пути. Очень усталые, мы дошли до намечаемой нами конечной цели.

Вошли в здание управления, немного постояли, стряхнули с себя снег и разошлись. Я направился к полковнику, но решил вначале немного отдохнуть и отдышаться. Вижу: он направляется к своему кабинету. Заметив меня, сидящего на табуретке, покачал головой, пропустил впереди себя и вошел в кабинет. Первое, что он мне сказал, заметив, что я очень тяжело дышу, был упрек, что я в такую погоду решился прийти к нему. Он дал мне какую-то таблетку, я пососал ее, и у меня улучшилось дыхание.

Полковник коротко сказал:

- Я знаю, что вы отдаете все силы порученной вам работе, но надо думать и о себе, о своем здоровье. Ведь вы же знаете, что я даже запретил выводить на работу ряд бригад, выполняющих на поверхности свои обязанности. В такую погоду надо думать и о себе. Вы обязаны следить за своим здоровьем!

Немного помедлив, полковник продолжал меня поучать:

- Из-за сильного снега вы не могли правильно ориентироваться. Могли уйти в тундру, потерять силы и замерзнуть. Об этом нельзя забывать.

Я привел этот случай, чтобы еще раз подтвердить человечность начальника лагеря, его заботу, да не боюсь употребить это слово, о простом заключенном.

Чем может быть оправдано мое столь добросовестное отношение к работе, отмеченное полковником? Я чувствовал, что даже в лагере, работая на стройке новой угольной шахты, мне предоставлена возможность с пользой для нашего государства вложить свой труд и мои знания.

Должен признаться, что мне было очень жаль покидать это лагерное подразделение, к которому уже успел привыкнуть, где ко мне так доброжелательно относились не только полковник, другие сотрудники управления лагеря, руководители стройки, но и заключенные. Кстати, их хорошее отношение не ограничивалось только мною, но, как я мог постоянно наблюдать, и ко всем, абсолютно ко всем, за редким исключением, заключенным. Я понимал, это объяснялось, в первую очередь, тем, что большинство заключенных в ответ на оказываемое им доброжелательное отношение со стороны руководства были дисциплинированными и постоянно старались работать с полной отдачей.

Я должен был понимать, что новый этап, новый лагерь не за горами. Должен был настать день, когда и мне придется прощаться со строящейся угольной шахтой М> 18.

Действительно, совершенно неожиданно однажды вечером ко мне в домик зашел полковник. Мы остались с ним с глазу на глаз. Некоторое время оба молчали. Явно несколько обеспокоенный, он заговорил и уведомил меня, что, к сожалению, завтра меня отправляют в новое лагерное подразделение. Помедлив, видимо задумавшись над тем, имеет ли он право сказать, куда меня собираются направить, продолжил и сообщил, что я буду в лагерном подразделении при большой, уже действующей шахте. Больше того, он добавил, что мне там будет гораздо лучше, чем на шахте № 18... и они сожалеют, что лишаются такого помощника!

На следующий день группу заключенных, в том числе и меня, этапом направили в лагерное подразделение при шахте № 40 «Воркутуголь». Прием в лагере был уже и для меня привычным. Особой проверке нас не подвергали и сообщили, что следует в особо отведенном для нас бараке отдохнуть, а распределение на работу будет произведено на следующий день.

Мы проследовали в барак, мест оказалось довольно много, и даже после того, как все разместились, остались свободные места. Нас тут же препроводили в большую столовую, где плотно поели. Едва вернулись в барак, как вошел нарядчик и громко назвал мою фамилию. Я подошел к нему, и он предложил пройти вместе с ним в управление лагеря.

В кабинете начальника сидели два человека. Один из них был начальником лагерного подразделения, если память мне не изменяет, по фамилии Чекунов, второй, фамилию которого уже не помню, занимал должность начальника планово-производственного отдела. Мне показалось, что оба присутствующие были несколько удивлены, увидев меня. Сразу же было объявлено, что я назначаюсь старшим экономистом и, если хочу, могу уже сегодня перейти в другой барак, а если чувствую себя усталым, то могу переспать здесь, а утром после завтрака за мной придет нарядчик и покажет, где размещается отдел, в который я получил назначение. Я принял второе предложение и, выйдя из кабинета вместе с ожидавшим меня в приемной нарядчиком, проследовал в барак. Заключенные, с которыми я прибыл в этот лагерь, сразу же поинтересовались, кто и зачем меня вызывал. Я рассказал, и они восприняли мое сообщение с большим удовлетворением и даже высказали мысль, что, находясь на этой должности, я смогу им помочь в трудоустройстве. Признаюсь, я лично не мог понять, почему сразу после прибытия меня привлекли к этой работе. Единственное, что мог подумать, что при ознакомлении с сопровождаемым меня делом они могли установить, что, несмотря на мое короткое пребывание в ПГС, исполняя работу экономиста, я справлялся со своими обязанностями неплохо.

С этого началась моя, я бы сказал, совершенно новая лагерная деятельность, которая помогла пережить далеко не легкие годы заключения.

Несмотря на некоторую усталость, ночью мне поспать не удалось. Вполне естественно, меня волновало, как я смогу справиться с новыми обязанностями в этом огромном лагере. Не покидала меня и мысль, как сложатся мои отношения не только с лагерным начальством, но и с заключенными, а их было, как я успел узнать от нарядчика, несколько тысяч.