Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 1

Я обязан моему другу профессору Х. Фишеру из Фрайбурга за то, что он обнаружил в моей троянской коллекции тринадцать топоров из нефрита. Прочтя в моей предыдущей публикации [1123], что я нашел топоры из очень твердого прозрачного зеленого порфира, он настоял на том, чтобы я подверг их тщательному осмотру. Профессор Маскелайн, к которому я обратился, был настолько любезен, что обычным способом определил для меня удельный вес различных образцов; а именно они были взвешены последовательно в воздухе и в воде, чтобы определить отношение веса камня к весу равного объема воды. Это проделал его ассистент, г-н Томас Дэвис. В результате удельный вес двенадцати из моих зеленых прозрачных топоров и одного белого прозрачного топора оказался равным 2,91 и 2,99 и, следовательно, все они сделаны из жада (нефрита). Г-н Дэвис заметил мне вместе с этим, что «вместе с инструментами или оружием из нефрита, обнаруженными в Бретани, было обнаружено несколько бирюзовых бус [1124]. Этот минерал на данный момент не обнаружен in situ в Европе, и, таким образом, мы имеем дополнительное доказательство того, что эти вещества могли быть доставлены из восточных стран».

Профессор Маскелайн пишет мне:

«Я должен сказать Вам, что Ваши тринадцать нефритовых орудий с Гиссарлыка представляют для меня чрезвычайный интерес, ибо ныне в первый раз я вижу настоящий белый нефрит как материал для каменных орудий, и при этом вместе с обычным зеленым нефритом, который является не таким редким материалом [1125]. Это весьма любопытно, как любопытно и то, что он найден в Гиссарлыке, даже если не принимать во внимание гомеровские аспекты и —

Присутствие белого нефрита особенно интересно, поскольку оно указывает на местность, откуда он произошел; и связь его с зеленым братом также любопытна, поскольку она помогает подтвердить это указание. Фактически очень вероятно, что материал, из которого сделаны эти материалы, был добыт в горах Куньлунь и что они прибыли из Хотана благодаря процессу первобытного обмена, который должен был дать начало торговле, способной, может быть, пройти через «крышу мира» или, что менее вероятно, через Кашмир, Афганистан и Персию – в самое сердце Европы. Если дорога проходила через Памир и область к северу от Гиндукуша, этот первобытный торговый поток мог проходить по течению Аму-Дарьи до того, как эта огромная судоходная артерия не ушла от своего старого русла, впадавшего в Каспий, из-за геологической катастрофы в Северной Персии. Меня всегда интересовало, почему нефрит перестал быть ценным материалом и предметом торговли, как только наша раса познакомилась с цивилизацией. Ассирийцы и египтяне едва ли знали нефрит (последние, может быть, и вообще не знали). Однако нефритовые орудия были обнаружены в первобытной Месопотамии, и торговля, которая перевозила эти орудия в гораздо более отдаленные времена, донесла их до самой Бретани. Ассирийцы и египтяне, как и все другие народы, ценили зеленые камни. Зеленую яшму и амазонит и даже гелиотроп они знали и дорожили ими; почему же не нефрит? Я ответил бы – потому, что они не могли получить его. В отличие от китайцев, у которых нефрит всегда был в чести, поскольку он был у самых дверей, художники Месопотамии и Египта не знали нефрита, или он попадался им лишь случайно, возможно как материал от доисторического орудия [1127]. Мы должны узнать больше, чем мы знаем сейчас, о доисторических передвижениях человеческой расы, чтобы мы могли сказать, действительно ли регион Памира и Восточного Туркестана был некогда более густонаселен и фактически был более пригоден для обитания, чем сегодня; однако я весьма склонен полагать, что за исчезновением нефрита из числа ценных материалов архаической, античной и средневековой эпохи вплоть до трех-четырех сотен лет тому назад стоит геологическое изменение. Если катастрофа в регионах, по которым проходила торговля, сделала их менее обитаемыми, раскинула пустыни там, где некогда жили люди со своими стадами, разбросала ледяные поля там, где некогда зиму можно было выносить, и, наконец, отвела из ее русла великую реку, по которой проходила торговля или которая, по крайней мере, делала плодородным торговый путь, – то это могло бы быть объяснением того, что иссяк и сам поток коммерции.

То, что такая интересная находка столь прекрасных нефритовых орудий и в таком количестве была сделана именно в Гиссарлыке, интересно еще и тем, что географическая важность Геллеспонта, моста из Азии в Европу, судя по всему, дала жителям этого места возможность выбирать и изобилие материалов. Возможно, то, что я пишу Вам, – это фантазии, которые Вы можете счесть еще более фантастическими, чем те, что я написал на первой странице. В любом случае, если вы дали реальную жизнь древнему преданию о Трое, то попытайтесь сделать что-нибудь и для этого, еще более почтенного свидетельства братства и общения человеческой расы в эпоху скорее уже Кроноса, чем Зевса: ведь разве не нефрит проглотил Кронос?»

Профессор Фишер написал мне следующее: «Насколько мне известно, топоры из жада (нефрита) встречаются только в Южной Италии (Калабрия), в озерных жилищах Швейцарии и на озере Констанц, на озере Штарнберг близ Мюнхена и в древнем поселении Блазинген (между Фрейбургом и Базелем и, следовательно, вдали от озерных жилищ); далее, небольшое долото из жада (нефрита), как говорят, найдено в области Нердлингена». Он добавляет, что «профессор Дамур, который производил самые энергичные изыскания во Франции, смог обнаружить лишь один топор из нефрита (жада); где именно он был найден – неизвестно; он был продан в Реймсе, и качество нефрита напоминает камень швейцарских озерных жилищ».

Профессор Фишер был очень удивлен, когда услышал, что среди тринадцати моих нефритовых топоров с Гиссарлыка есть один белый [1128], поскольку до сих пор он видел только топоры из зеленого нефрита; ему известно, что белый нефрит в изобилии имеется в Туркестане (по крайней мере, желтоватый, сероватый и зеленовато-белый), помимо совершенно белого в Китае; однако известные ему путешественники, исследовавшие нефритовые копи Туркестана, не обнаружили никаких следов топоров. Сибирский нефрит – яркого травяного зеленого цвета; новозеландский нефрит в основном более темно-зеленый. Кроме того, в Азии встречается очень темный зеленый нефрит, который должен где-то там же и добываться (может быть, в Туркестане); из него сделано надгробие Тимура в Самарканде. Профессор Фишер получил фрагменты последнего от покойного профессора Барбо де Марни из Санкт-Петебурга, который собственной рукой отбил их в мечети – конечно, с опасностью для жизни.