Николай Рыжков - Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

И странно, и грустно читать сейчас воспоминания об «эпохе Андропова» тех, кто работал тогда рука об руку с нами. Вот пишет, например, академик Арбатов: «Глубоких экономических знаний у Андропова не было… К экономическим проблемам он, повторяю, интереса никогда не проявлял, образа мыслей в этой области придерживался довольно традиционного…»

Никто никого не заставляет следовать поговорке «о мертвых — либо ничего, либо только хорошее», но зачем врать-то? Да, я готов согласиться с Георгием Аркадьевичем, что экономические знания Андропова и впрямь были невелики, но он всегда хотел узнать об экономике побольше, влезть в проблему поглубже, докопаться до истины и принять ее, даже если она и противоречит всему его за долгие годы накопленному идейному багажу.

Сейчас почти не вспоминают «Закон о трудовых коллективах». А ведь если внимательно всмотреться в этот документ, то станет понятно, что он и является предтечей будущих законов о предприятиях, о демократизации общества и многих других. Важно, что он был нацелен именно на первичное звено советского общества. Андропов хотел и пытался рассматривать его в реальной динамике, он постоянно, изо дня в день учился всему на свете и нас, свою команду, заставлял делать то же. Именно заставлял. Бывало, звонит вечером по прямому — «главному» — телефону:

— Давно не показываетесь, неделю вас не вижу.

— Работаю, Юрий Владимирович, — осторожно говорю.

— Знаю. А что, никаких ко мне вопросов? Зато у меня к вам много. Зайдите.

И заходил. И он гонял меня по «всему на свете», то есть по нашей общей экономической пахоте. И не сердился, если я вдруг не мог ответить на какой-то особенно сложный вопрос. «Узнаете, — говорил он, — не забудьте мне рассказать…»

Ценю злую точность Галича: «Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы, не бойтесь мора и глада, а бойтесь единственно только того, кто скажет: «Я знаю, как надо!» Кто скажет: «Идите, люди, за мной, я вас научу, как надо!»

Читаю сегодня, слушаю тех, кто с удивительным апломбом расписывает, как мы все и каждый в отдельности должны поступить, чтобы вытащить страну из нищеты и разрухи. Читаю и слушаю доморощенных и закордонных пророков с их самыми радикальными и всегда единственно правильными рецептами и повторяю вслед за поэтом: «Гоните его! Не верьте ему! Он врет! Он не знает, как надо!»

Невероятно уважаю Андропова за то, что он не страшился не знать.

Преклоняюсь перед ним за то, что он всегда стремился знать.

«Своя команда» собиралась им заново, из самых разных мест. Я — с Урала, Лигачев — из Сибири, Воротников — из Воронежа, Горбачев, правда, — давно уже из… ЦК, но в брежневском ЦК он, коли честно, был в какой-то мере чужаком. Далекая от центрально-столичной компании, команда Андропова умела и любила учиться.

В 83-м он начал особенно интересоваться внешнеэкономическими вопросами. Сегодня кажется, что он предвидел самый конец восьмидесятых.

— Узнайте и подробно изложите мне механизм работы концессий, совместных предприятий, — просил он меня.

Это оказалось совсем не просто. В те годы ничего, по сути, серьезного, подробно растолковывающего эти вопросы в отечественной экономической литературе не было. Кое-что разыскали среди диссертаций, кое-что перевели. И в год, когда у нас только стали возникать первые СП, я, пожалуй, мог считать себя достаточно грамотным экспертом по ним.

Андропов внимательно вглядывался во взаимоотношения СССР со странами СЭВ. Говорил о взаимовыгодной интеграции, но постоянно предупреждал: надо бы поменьше дипломатических политесов, нам следует в первую очередь блюсти свои интересы, именно свои. Помню, встретил его в коридоре после разговора с Чаушеску: шел злой, дерганый, на себя не похожий. Объяснил свое состояние:

— Терпеть не могу, когда мне диктуют, что делать. Это никакое не содружество, а вульгарный грабеж… Я был свидетелем, когда он в узком кругу не раз сетовал на то, что мы неоправданно отвлекаем ресурсы из нашей экономики для стран, заявляющих о своей социалистической ориентации.

— Что мы забыли в Анголе, Мозамбике, Эфиопии и других подобных странах? Какой там у нас интерес? Надо ли в ущерб жизни своего народа идти на это?

У него было твердое убеждение, что постепенно следует уменьшать масштабы так называемой помощи другим странам. По его мнению, СССР, являясь сверхдержавой, своей государственной мощью, сильной экономикой исторически обязан противостоять противникам, сохранять равновесие и стабильность в мире. Но и для выполнения этой задачи надо в первую очередь заниматься внутренними делами страны.

Он дьявольски многого не успел. Из пятнадцати месяцев жизни, отпущенных ему судьбой после избрания Генсеком, как я уже говорил, он всерьез проработал меньше года.

Остальные — больница. Чем он болел, нам знать не полагалось. Я, например, не знал. Наверное, только мой инфаркт в 90-м и стал первой гласной болезнью одного из высших руководителей государства, о которой в центральных газетах давались краткие сообщения. А до того — молчок. Члены Политбюро если не бессмертны, то уж никаким хворям не подвержены. Я, да и многие другие хотели узнать, что гнуло к земле Андропова, да ведь в цековском «монастыре» тайн больше, чем при мадридском дворе: разве у кого спросишь?..

Я только что сказал о первой гласной болезни. Но так и напрашивается реплика — и последней. Сколько сейчас идет разговоров о здоровье первого лица государства. Его исчезновение на несколько дней дикторши телевидения со скорбным выражением объясняют насморком, а его личный комментатор объявляет на весь мир, что он даже видел у своего шефа в руках носовой платок. А народ в это время гадает, выискивает истинные причины. Ничему нас не учит жизнь! Ведь это все было. Американцы знают о здоровье Президента страны больше, чем о своем. И это политически правильно. Легенды, домыслы и сплетни всегда являются продуктом отсутствия или скудности информации.

В последний раз я встретился с Юрием Владимировичем как раз в больнице — за три недели до его смерти. Точно помню дату: 18 января 1984 года. Я только вернулся из Вены, куда ездил представителем КПСС на съезд австрийских коммунистов. По установившимся правилам я должен был написать отчет о поездке и кому-то его представить. Не помню уж у кого спросил: кому? И этот «кто-то» всерьез посоветовал: а ты позвони Андропову в больницу, тем более он о тебе спрашивал, ему и расскажешь… Не без некоторого сомнения я позвонил. И услышал знакомое:

— Чем вы сейчас заняты? Приезжайте к пяти, поговорим.

Вопреки моим ожиданиям, он не лежал, сидел у письменного стола в глубоком кресле, плотно укрытый пледом. Поразило, как быстро он поседел, стал совсем белым.