Николай Рыжков - Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

Такое положение и явилось одним из поводов для жесточайшей критики ЦК и ПБ, развернутой через несколько лет. Она шла не только от рядовых коммунистов, но и из Верховного Совета. Тезис «прав тот, у кого больше прав» уже не воспринимался беспрекословно и вызывал протест самых широких кругов общества. Исправь это, раздели честно и горечи, и печали своей многострадальной страны — может, и сохранился бы авторитет партийного штаба.

Став Предсовмина, я ни за какие дела не получал наград — ни в прямом смысле, ни в переносном. Зато шишек и по партийной, и по государственной линиям навешали — места на голове живого не осталось…

Мое назначение в 1985 году, подписанное Громыко, считалось еще вроде бы неполноценным, так как по Конституции Совет Министров СССР образовывался на совместном заседании Совета Союза и Совета Национальностей. Полноценным назначение стало спустя два месяца, когда проходившая 26–27 ноября сессия Верховного Совета СССР его утвердила.

Но, несмотря на подобные нерешенные формальности, мы работали, не оглядываясь на них. Я еще в ЦК видел явные недостатки неповоротливого Совета Министров, да и неготовность его брать лидерство в экономике на себя. И когда перебрался в Кремль, а аппарат Совета Министров СССР находился именно там, первой задачей для себя определил: избавиться от атмосферы коллективной ответственности, а практически — коллективной безответственности за все. Нельзя же было дальше терпеть, когда за бездеятельность или просто слабую работу в той или иной отрасли Председателю Правительства и спросить не с кого. Дело, конечно, не в том, чтоб найти стрелочника, а в том, чтобы каждый из моих заместителей да и работников аппарата знал, за какое дело он отвечает. И чтоб я тоже это знал.

Мы тогда много вариантов новой структуры Совмина рассматривали, но все больше склонялись к такому: объединить однородные отрасли народного хозяйства в некие комплексы, каждый из которых возглавит один из заместителей Председателя. Причем пример такой организации был. В Совете Министров много лет уже действовала Государственная комиссия по военно-промышленному комплексу. Сейчас его вовсю и часто несправедливо критикуют, но управлялся он в то время Комиссией довольно хорошо. Нас интересовал именно такой толковый опыт управления всеми звеньями ВПК, умение понять и объединить, а значит, и решить их проблемы.

Поэтому для начала, исходя из опыта Военно-промышленной комиссии, мы решили объединить в один комплекс все машиностроительные министерства и создать Бюро Совета Министров по машиностроению. Во главе его встал заместитель Председателя Правительства.

Это вовсе не означало, что Бюро должно было подменить собой министерства. Ни подменять, ни заменять их никто не собирался. Мы просто изначально исходили из того, что Совет Министров обязан отвечать как за текущее состояние экономики, так и за близкие и дальние ее перспективы. Но такую огромную ответственность может взять на себя лишь тот, кто понимает, знает, видит проблемы, боли, нужды каждой отрасли народного хозяйства в комплексе. Они, эти проблемы, боли и нужды, примерно одинаковы и у станкостроителей, и у тракторостроителей, и у автостроителей. Короче, у всех машиностроителей. Бюро по машиностроению было создано сразу после моего назначения на пост Предсовмина. Председатель Бюро получил не только ответственность, но и знающих, толковых сотрудников, которые с моим приходом начали активно вытеснять в отнюдь не гигантском аппарате Совмина канцеляристов-профессионалов.

Потом мы сформировали Бюро по топливно-энергетическому комплексу, по химическому, по социальному развитию.

Дошли и до Агропрома. Почему я его выделяю в этом рассказе? Да потому, что никакое из подразделений Совмина не вызывало столько справедливых и несправедливых нареканий, столько критических стрел, как Агропром. Иной раз, когда я оглядываюсь назад, просматривая материалы тех лет, ловлю себя на ощущении, будто во всем Совете Министров только Агропром и был, все остальное — миф. Только он, вроде бы, и работал, причем работал чуть ли не против народа.

Одна всенародная борьба против Министерства мелиорации и водного хозяйства чего стоила! Кстати, надо справедливости ради отметить, что бороться с ним следовало начинать много раньше. Когда еще только рождались в его таинственных недрах буйные проекты поворота северных и сибирских рек, канала Волга-Чограй или строительства печально знаменитой дамбы под Ленинградом (хотя, если быть точным, дамба — «работа» Минэнерго, но тоже ведь с водой связана).

Одним из борцов против этих грандиозных проектов постоянно был я. Помню, еще работал в Госплане, когда там рассматривалось строительство ленинградской дамбы, у меня, как у инженера, были на этот счет большие сомнения, причем аргументы я приводил те, что на поверхности лежали. Буквально сказал: построите ее, соберете всю гадость из города и получите грязную и вонючую лужу. Так и вышло, но и остановить тогда ленинградцев было невозможно. «Историки» Совмина рассказывали мне потом в лицах, как в свое время рассматривал эту проблему Сталин и отклонил подготовленное решение о ее строительстве.

Когда я перешел на работу в ЦК, как раз в Госплане, а затем и в Совмине обсуждался вопрос о повороте рек. Обсуждался, замечу, с явным оптимизмом. Он всегда слепо вел защитников сумасшедших проектов, хотя природа, как известно, ничего не делает просто так, и относиться к ее творениям следует с доверием, тактом и бережностью.

Категорически возражая против проекта поворота рек, я в первую очередь подчеркивал опасность нарушения природного баланса как на севере, у Ледовитого океана — в связи с уменьшением притока воды, так и южнее точки поворота — в связи с резким увеличением этого притока. Такой же точки зрения придерживался и мой коллега по Секретариату ЦК — Владимир Иванович Долгих.

Впрочем, подобные опасения высказывали очень многие, и куда профессиональнее меня. Вторым моим аргументом «против» был экономический: бессмысленно огромная стоимость проекта: восемьдесят, если я не запамятовал, миллиардов! А весь БАМ, к слову, стоил только десять…

Опять забегая по времени вперед, скажу, что в один прекрасный день, устав от бесконечного и малопродуктивного спора апологетов и противников поворота сибирских рек, мы собрали Президиум Совета Министров, еще раз обсудили этот проект и, взвесив все, своим решением закрыли его. Этот эпизод был одним из тех, что жадная до охулки пресса поставила все же в плюс своему «любимому» Совмину…

Большие споры в обществе вызывал и проект канала Волга — Чограй. В конце концов Правительство специально рассмотрело этот вопрос и также приняло решение остановить уже начавшееся осуществление этого проекта. Кстати, это было одно из первых заседаний Президиума Совета Министров, открытых для телевидения, радио и газет.