Ростислав Самбук - Буря на озере

Олекса Завгородний ездит на велосипеде, значит, это велосипед Андрия Михайловича.

- В то утро не видели других лодок на озере? - спросил капитан.

Маковей немного заколебался.

- Кажется, была еще одна. Но не могу утверждать - пятнышко какое-то, может чайка. Да и отлучался я в шалаш.

- А куда это пятнышко двигалось - в Озерск или в Ольховое?

Володя подумал и пожал плечами.

- Вот чего не могу, того не могу сказать...

- Спасибо, товарищ Маковей, вы очень помогли нам.

- Что видел, то видел...

Малиновский уже подруливал к берегу, и на песок накатывались поднятые моторкой волны. Шугалий пропустил вперед Володю, не замочив ног, прыгнул на нос, приказал лейтенанту:

- В Ольховое.

Не доезжая до села, капитан велел выключить мотор. Малиновский сел на весла, и они долго шныряли по прибрежным камышам, - Шугалий надеялся найти место, где преступник переворачивал лодку. Должен был сделать это подальше от людских глаз, в камышах, и не мог не вытоптать их. Однако поиски так ничего и не дали, и к полудню капитан сдался.

- Обедать, - приказал он. - Кажется, Богдан, вы говорили, что тут есть чайная?

- Хуже чем районная.

- Гуляшом накормят?

- Яичница всегда есть.

- Я согласен на яичницу, - облизнулся Володя. - И на кусок жареной рыбы.

- Может, еще и на сто граммов? - ехидно спросил Малиновский.

Маковей бросил на него подозрительный взгляд и не попался на удочку.

- Нет, - гордо отказался он, - мы с товарищем капитаном при исполнении служебных обязанностей.

- Так я тебе и налил бы... - пошел на попятный Малиновский.

Лейтенант напрасно хулил сельскую чайную. В ней нашлись и рыба, и ветчина, и вареные яйца, был даже горячий борщ и отбивные с зеленым горошком - настоящие отбивные, занимавшие почти всю тарелку, и поэтому буфетчица положила гарнир уже сверху, тоже не жалея ни горошка, ни жареной картошки.

Володя раскраснелся, но съел все до конца, до последней горошины, и Шугалий, осиливший едва ли половину сельской порции, проникся к нему еще большим уважением: это ж надо так - через живот позвоночник прощупывается, а отбивной как не бывало!..

Пообедав, Шугалий попросил Малиновского показать дом Кузя. Он стоял на центральной улице, а вокруг росли вишни.

Через дорогу - нарядный домик; вдояь забора из жердей сплошь росли подсолнухи, длинная ровная шеренга подсолнухов, свесивших желтые головы на улицу и рассматривавших прохожих.

Шугалий вынул красную записную книжку, полистал странички.

- Усадьба Лопатинского? - спросил лейтенанта.

- Да.

- Зайдем.

Лопатинского не было дома, но старенькая бабушка объяснила, что найти его можно в колхозной мастерской, она вышла к подсолнухам и даже показала, как пройти к мастерской напрямик, огородами: совсем рядом видна была почерневшая тесовая крыша.

Маковей оказался деликатным человеком, понял, что может помешать чекистам, и попросил разрешения побыть возле моторки. Шугалий только похлопал его по плечу, и Володя поплелся к озеру с твердым намерением поспать где-нибудь в тенечке.

Лопатинского долго искать не пришлось: ремонтировал задний мост "ЗИЛа" прямо возле эстакады, куда загнали машину. Он уже знал лейтенанта, с достоинством и тщательно вытер руки ветошью, с любопытством посмотрел на Шугалия и, узнав, кто хочет поговорить с ним, рассудительно произнес:

- Почему ж не поговорить? Можно и поговорить, ежели нужно... Чем сможем, тем и поможем.

Они сидели возле железной бочки с ржавой водой, где плавали окурки. Шугалий угостил Лопатинского сигаретой с фильтром, тот аккуратно взял ее черными от машинного масла пальцами, глубоко затянулся и откинулся на спинку скамейки, сбитой из необструганных досок, почерневших от времени. Вообще все тут казалось Шугалию темным: и затоптанная тракторными гусеницами трава, и черные деревянные стены мастерской, даже синий комбинезон Лопатинского замаслился до черноты. Только белела сигарета в темных пальцах, и были удивительно белыми ровные зубы Лопатинского; он улыбался, и капитану было приятно смотреть на него: открытый взгляд, умные глаза и доброжелательная улыбка. Молчит, ожидая вопросов, небось знает себе цену, ведет себя с достоинством, нет в нем суетливости и угодливости, которые выдают людей с мелковатой душой или не совсем чистой совестью.

Шугалий решил начать откровенный разговор, без намеков и умолчаний. Ему уже не раз приходилось встречаться с людьми этого типа, знал, что на них можно положиться, даже доверить тайну, и они часто помогали капитану. К сожалению, подумал Шугалий, ему приходится иметь дело, главным образом, с отбросами человеческого рода, но что поделаешь - такая уж у него профессия, кто-то ведь должен исполнять и эти обязанности. Тем более приятно было капитану видеть умные глаза и приветливую улыбку.

Сказал, так же приветливо улыбнувшись и подсев к Лопатинскому поближе:

- Вот надеемся на вашу помощь, Степан Степанович.

- Почему же не помочь? Если только смогу, - повторил он. - У нас одно дело - я машины ремонтирую, вы что-то другое делаете, тоже нужное. Такова уж жизнь...

- Лейтенант Малиновский уже спрашивал вас о Кузе. Что он делал утром восемнадцатого августа? Где и с кем был? Не приезжал ли кто-нибудь к нему накануне или восемнадцатого на рассвете?

- Эва, сколько вопросов сразу! Давайте помаленьку. Первый - что Кузь делал утром восемнадцатого августа?

- Да.

- Мне на работу в шесть заступать, жена будит в пять Кузь в эту пору уже во дворе возится. В пять еще темно было, но я видел его.

"Значит, он не мог быть в это время в Озерске, - подумал Шугалий, - и к Завгороднему заходил кто-то другой". Спросил:

- И что же делал Кузь?

- Что-то вынес из сарая - и огородами к озеру.

Мимо моего двора. А переулком ближе и удобнее.

Я еще удивился: зачем полную канистру дальней дорогой переть?

- Почему считаете, что канистра была полной?

- А для чего на озеро пустую нести? За водой?

Так ее в колодце хоть залейся. И знаете, когда полную несут - руку оттягивает.

- Логично, - согласился капитан. - И что, думаете, было в канистре?

- Бензин, что же еще?

- Допустим, действительно, бензин. Значит, Кузь заправил бак и куда-то поехал.

- Точно, поехал.

- Видели?

- А он мотор завел. Он у Кузя кашляет, пока не разогреется. И дергать надо долго, магнето плохое.

Прогрел и уехал. Ветер уже поднялся, кто же будет рыбачить? Волна шла еще небольшая, ехать можно, а рыбачить - ни-ни.

- Куда мог поехать?

- Кто ж его знает, может, в Озерск... Но навряд ли. В девять уже был дома. У него крепящий болт полетел, так приходил ко мне в мастерскую.

- Не расспрашивали, куда ездил?

- А на что это мне? Если б знать... Небось в "Серебряный бор". Турбаза у нас, может, слышали?